Андрэ Нортон - Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов Страница 37

Но невозможно во сне испытывать такие ощущения! Страх, да, кошмар, но не такое болезненное ощущение во всём теле. Я закрыла глаза, не в силах дальше выносить зрелище качающихся ламп и свечей. И какое–то время вообще ничего не чувствовала.

И снова я начала выбираться из тюрьмы, в которой меня держал кошмар. Меня так тошнило, что я не могла больше сдерживаться. Я наклонилась, кто–то держал меня за голову, из меня вырывалось содержимое желудка, один за другим спазмы сотрясали тело. Я не сомневалась, что пришла в себя, что я больна, как никогда в жизни.

Руки осторожно удерживали меня. Мягкая влажная ткань со свежим запахом коснулась потного лица. Меня снова начало рвать, но сухо и безрезультатно, тело напрягалось от тщетных усилий. Я склонилась над судном, готовясь к новому приступу. Но время проходило, а новых приступов не последовало.

Меня осторожно опустили на подушку, судно исчезло, и кто–то встал между мной и светом. Я обнаружила, что могу видеть.

— Труда?.. — прошептала я.

— Лежите спокойно, благородная леди, — она снова поднесла влажное полотенце, вытерла мои потные руки, потом лицо. Я опиралась на высокие подушки и могла теперь разглядеть, где я. Хотя мозг работал медленно и неуверенно, и мне трудно было вспоминать.

Я была за столом… а теперь я здесь, в своей комнате наверху, лежу в постели. Эти два факта показались мне совершенно ясными. Но вот между ними…

— Труда, я заболела? — вопрос пришлось задать с небольшими паузами между словами, потому что даже для него потребовались огромные усилия. Моё тело, казалось, совсем лишилось энергии.

— Желудок, благородная леди, ничего серьёзного, теперь яд уже вышел…

— Яд? — повторила я. Что–то произошло… что–то неправильное… Я участвовала в этом, но припомнить не могла, это было выше моих сил.

— О, не настоящий яд, — лицо Труды выглядело неестественно бледным, а может, меня снова подводили глаза. — Вы просто съели что–то нехорошее для вас.

— Нехорошее для меня… — я могла только повторять её слова, пытаясь лучше вспомнить стол и бесконечную последовательность блюд, которые предлагались мне. Что я съела? Несколько кусочков рыбы, сама мысль об этом снова вызвала у меня тошноту. Горло у меня болело, словно обожжённое изнутри. Но я сражалась со слабостью, хотя в глубине сознания затаился страх. Что–то произошло, что–то гораздо худшее, чем болезнь.

Рыба, да, немного гороха и тот острый омлет, которым так настойчиво угощала меня графиня. Но ведь и остальные ели, накладывали себе из тех же блюд.

— Остальные… тоже… заболели? — я еле выговорила этот вопрос, когда Труда склонилась ко мне с озабоченным выражением лица.

— Только вы, благородная леди, — ответ последовал немедленно и твёрдо. Я увидела, как Труда взглянула в сторону, словно кто–то подслушивает и она хотела предупредить меня.

Подслушивает… подслушивает за дверью. Полковник… он первым дал мне знать об этом. Полковник… где он?

Я неожиданно села, вся комната закружилась, пришлось схватиться за кровать, чтобы не упасть. Полковник…

— Он арестован… — я не сознавала, что говорю вслух, пока не заметила, что Труда предупреждающе приложила палец к губам.

Память возвращалась ко мне. После воспоминания о том, что за дверью могут подслушивать, я сразу вспомнила свой разговор с графиней в другой комнате на этом этаже, с графиней и с бароном. Я позволила Труде снова уложить меня на подушки, но память ко мне вернулась окончательно.

Всё, к чему меня так настойчиво толкали, сразу вспомнилось мне. Заболеть именно в тот момент, когда мне требовались вся сила и весь ум! Мне показалось это ударом злой судьбы. Я была уверена, что болезнь моя неестественна. Может, эти двое приняли меры, чтобы я какое–то время не могла постоять за себя.

Я следила за Трудой, продолжая размышлять. К своей радости, я поняла, что теперь полностью владею своим умом, мыслю здраво и последовательно. Тело ослабло, да, вряд ли я без чужой помощи доберусь до двери, но мозг прояснился и зрение больше не подводило меня. Неожиданно я поняла, что Труда как–то странно смотрит на меня, и это прервало мои мысли о самой себе.

— Что случилось? — я была уверена, что что–то произошло. Не только то, что я внезапно заболела, сидя за столом. Сон… сон ли это был?

Труда не ответила мне словами, просто подняла мою левую руку и подержала передо мной. Вначале я не поняла, что она мне показывает. Потом свет лампы отразился на массивном кольце на моём безымянном пальце. Должно быть, я смотрела на него ничего не понимая, совершенно ошеломленно, решив, что снова вижу сон, потому что Труда очень отчётливо, но по–прежнему шёпотом произнесла:

— Вот что случилось, баронесса…

Баронесса? Предложение Конрада! Но я же отказалась… сказала, что должна подумать. Я не могла выйти за него замуж?

— Нет! — я повернулась к Труде, требуя, чтобы она заверила меня, что это неправда.

В руках у девушки снова оказалось влажное полотенце, она наклонилась, вытирая мне лоб. И прошептала:

— Вам подсыпали отраву в вино… священник ждал. Это правда, благородная леди, вы обвенчаны. Всем в доме объявили, и сейчас празднуют…

— Но это не настоящий брак! Священник не мог не видеть, что я не в себе, что я не могу отвечать…

— Благородная леди, священник их человек. Вокруг всего поместья и в деревне за горами, на несколько лиг в округе — повсюду их люди. Вас будут держать здесь, пока вы не согласитесь — ради вашей же чести — признать брак законным.

Пальцы мои уже ухватились за это кольцо, пытались снять его, сорвать. Но оно было слишком тесное, его с такой силой надели мне на палец. Я подумала, что придётся его разрезать!

Итак, воспоминание о человеке в чёрном, о том, что меня держат перед ним, несмотря на болезнь, — это было венчание. Гнев придал мне силы. Неужели они посчитали, что смогут подчинить меня своей воле, разыграв это брак? Наверное, посчитали меня совершенно беспомощной, орудием в своих руках для приобретения наследства, потому что теперь я не сомневалась в том, чего они добиваются этим мошенничеством. Да, они могут считать, что уже выиграли, но они меня ещё не знают!

Они так старательно показывали мне, какие опасности и трудности ждут меня впереди. И всё же — теперь я, вопреки болезненному состоянию, мыслила совершенно ясно и чётко — мне показалось, что есть обстоятельства, которые показывают, что они не настолько уверены в себе, как пытались показать. Они пошли на риск с этим подложным браком, значит, у них есть причины торопиться, время не на их стороне.

Мне следовало только узнать, чего они опасаются, и этот источник страха должен послужить мне на пользу. Итак…