Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов Страница 37

— Увы, Бромий, я ведь не пью вина.

Хирон оглядывается на своих соплеменников, которые проворно, едва-едва помогая кремниевыми ножами, разделывают жирную тушу.

— Но не забирать же мне с собой уже принесенное, — говорит гость. — Пусть оно останется. Например, на случай, если тебя снова посетят великие боги.

Кентавр бросает на него взгляд, но не угадывает подвоха:

— Присаживайся у огня, дарящий безумие, и рассказывай, что опять принесло тебя в эти края.

— Это нетрудно, — юноша бросает на траву леопардовую шкуру. — Скука.

Куча наваленных друг на друга сучьев дымит, треща еще невидимым огнем.

— Ты способен скучать?

— Что в этом удивительного?

— Скука — удел людей, не богов.

Улыбаясь уголками губ, он лукаво качает головой:

— У людей всегда не хватает времени и никогда нет возможности удовлетворить все свои желания. Боги же в избытке обладают и тем и другим. Я вообще удивляюсь, как до сих пор все боги не пали в объятия черной тоски.

Седой кентавр снова ехидно усмехается:

— Быть может, самое время тебе отхлебнуть вина, которое ты так великодушно уступил неизвестным тебе богам?

— Всему свое время, — произносит называемый Вакхом. — Время поститься и время пить. Сейчас оно еще не пришло.

Зажмурившись от удовольствия, получивший угощение волк грызет бедренную кость. Над разгоревшимся костром взлетает яркое пламя.

— Кстати, куда ты девал своих вечных спутников?

— От них тоже иногда устаешь. Когда понадобится, я их найду.

— Не сомневаюсь, — Хирон сотрясается от беззвучного смеха, в котором почти не участвует его физиономия. — На своем пути они производят столько шума и беспорядка, что отыскать их по следам труда не составит. О них и о тебе рассказывают вещи удивительные.

— Любопытно, какие именно?

— Например, что ты живьем содрал кожу с царя города Дамаска, что строил в Индии города, что воевал с амазонками и гнал их до самого Эфеса, что... Да что там говорить! И после всего этого ты скучаешь?

— Увы!

— Тогда развлекись, как делают это и люди, и боги.

— Как, например?

— Снова устрой что-нибудь шумное. Непонятые тревоги сердца забываются в хаосе битв и катастроф.

— В последнее время мне начали претить людские сборища.

— Хм! — недоверчиво издает Хирон. — Только не говори мне, во имя Зевса, что ты больше не любишь крови!

— Нет, что ты! — юноша бросает взгляд на прорезавший ладонь рубец. — Кровь — сок жизни. Как можно не любить кровь!?

— Найди какое-нибудь занятие.

— Каких только занятий я не перепробовал!

— И ты добивался в них успеха?

— В тех, что пришлись мне по вкусу — да.

— Похоже, по вкусу тебе пришлось... — Хирон хохочет. — Можно было бы посоветовать еще одно средство...

— И что же это? — интересуется бог, часто разгадывающий загадки прежде, чем они были произнесены.

— Любовь.

— Ты же знаешь! — улыбаясь, юноша разводит руками.

— Знаю, знаю, — седой кентавр саркастически усмехается. — Смешной совет для того, кого вечно сопровождает толпа обезумевших женщин, потрясающих своими тирсами и сотрясающих воздух криками, именующих тебя женихом, ласковым быком... и как там еще?

— Стоит ли вспоминать, как именно способны назвать тебя неразумные женщины? — уклончиво роняет принесший вино бог. — Люди не знают меры и не улавливают тонких разниц: между уважением и почтением, почтением и поклонением, поклонением и угодничеством...

— Это ты-то, бог вечных крайностей, берешься рассуждать о мере — золотой сердцевине сути вещей?

— Быть может, именно познавший крайности способен понять цену умеренности... Однако, что это за разговор? Меня не было давно — и может, ты поделишься знанием того, что в мое отсутствие произошло здесь?

— Много чего здесь произошло, — равнодушно замечает кентавр. — Если пересказывать мелочи, то рассказ мой не кончится к полнолунию, а если о вещах важных, то...

— То что?

— Ничего, — говорит Хирон. — И вообще, ничего по-моему не изменилось в мире за годы, прошедшие с ночи, когда один бог сошелся с женщиной по имени Семела и до того дня, в который их отпрыск устроил представление перед пещерой вождя кентавров. Ты запоздал со своим вином, а то имел бы самые свежие сплетни.

— А что было бы, появись я раньше?

— Тогда бог Вакх узнал бы все новости из уст тех, кто ими переполнен, а его вино сразу попало бы по назначению.

— Иначе говоря, незадолго до меня тебя навестил кто-то из олимпийцев?

— Верно. Они появлялись один за другим, так что у меня мелькнула даже безумная мысль — уж не собираются ли ввести незаконного сына Крона на Олимп в качестве тринадцатого великого бога. Но потом я сообразил, что они просто хотели с моей помощью выяснить какие-то неизвестные им вещи.

— И они это выяснили?

— Затрудняюсь сказать. Для этого неплохо было бы все-таки знать, что это за вещи.

— Кто это хоть был, Хирон? Или ты тоже решил говорить загадками?

— Первой появилась непроницаемая сероглазая богиня. По-моему, ее интересовал один мой воспитанник, которому в свое время я преподал несколько уроков борьбы, и какие-то события из забытого всеми прошлого. Вторым появился белокурый сын нимфы Лето, но вот что ему было нужно, я так и не могу понять. Он притащил с собой свою лиру и, наверное, не против был помучить меня своими гимнами, но я отговорился. В последнее время я все больше недолюбливаю струнные инструменты.

— Духовые, кажется, тоже? Какой же инструмент вообще угоден душе вождя кентавров?

— Барабан! — Хирон саркастически скалит желтые зубы. — Прекрасный инструмент — с лихвой заменяющий все остальные. Отлично задает ритм в гребле, в переносе тяжестей, в марше...

— Однако! — бог в женской головной повязке смеется. — Какие же ценные мысли о музыке изрекает вождь кентавров! Если она нужна лишь для того, чтобы задавать ритм...

— А для чего еще?

— Ну, например, чтобы будить спящие в сердце и переворачивающие душу силы...

— Вверх ногами? — интересуется Хирон. — Нет уж, спасибо, пусть лучше душа находится в своем естественном положении. Раз эти твои силы спят, незачем их трогать.

Выудив на свет из своей седой пышной гривы какое-то бледное насекомое, Хирон со щелчком давит его между ногтей.

— А кто был третий? — интересуется гость.

— Гермес.

— И что же было нужно пронырливому отпрыску нимфы Майи?

— По-моему, ему хотелось выведать, зачем ко мне являлись два предшествующих бога.

— И он выведал?

— По-моему, нет! — Хирон смеется. — Вот что я тебе посоветую, приносящий вино и безумие все познавший бог, впадающий в крайности, а сегодня воспевший хвалу мере. Если она тебе так дорога, не забудь, что ее любимая дочь — последовательность. Ты говорил, что лишенного расчета, тебя привели сюда пути твоего сердца?