Александра Черчень - Дорога домой Страница 38

Я, Дор и Стаська расположились неподалеку. Я нервно расхаживала из стороны в сторону, прижимая к груди чашу с прахом Фауста. Стаська сидела прямо на брусчатке, сжав руку рыжего юноши, и недобро на меня поглядывала. Сам же рыжий «герой» лежал! На носилках!

Да-да! В отличие от меня, совершенно без потерь преодолевшей все препятствия, Дору, что понесся следом, хорошенько досталось. Короче, напоролся он как раз на те самые острые шипы, что вылезали из-под земли, и сейчас вдоль и поперек был перебинтован лоскутами материи. Но, несмотря на свое состояние, парень напрочь отказался отправляться в лазарет и остался с нами на площади до вынесения окончательного вердикта.

Стасечка заботливо хлопотала вокруг своего раненого рыцаря, со мной же она принципиально не разговаривала, решив, что это я виновата в его несчастьях.

Нет, не пойму, я что, насильно его за собой тянула? Кто его просил следом-то бежать? Дурная голова ногам покоя не дает?

Я, конечно, понимаю, что рыжий хотел как лучше. Переживал там, уберечь пытался… Но как можно было напороться на собственные же ловушки? Уму непостижимо! А я еще и виноватой осталась.

Короче, наш отважный герой повредил ножки и передвигаться самостоятельно теперь не мог. Телепортироваться, как это с легкостью делал прежде, тоже не мог, потому как все магические резервы уходили на поддержание человеческих размеров тела. Врачи (по-гремлински — лекари) строго-настрого запретили ему уменьшаться, пока раны не затянутся и парень окончательно не выздоровеет. Короче, стал наш рыжик беспомощен, аки младенец!

Сестричка же моя заделалась заботливой наседкой, чего я прежде за ней никогда не замечала. Да, похоже, они и впрямь сдружились. Ну, я надеюсь, что это просто дружба, а не что-то большее. Все же дальше симпатии им идти пока рановато.

— Люб, ну сядь уже, успокойся! — По всей видимости, мое мельтешение перед глазами Дору изрядно надоело.

— Ну чего они там так долго совещаются?

— А ты куда-то спешишь? — хмыкнул рыжий.

Вот, кстати, больным он не выглядел. Ну ни капельки. Все так же острил и отвешивал свои шуточки. Не знаю, может, конечно, это эффект от той настойки, которой напоил его лекарь, но выглядел Дор чересчур уж бодро. И сострадания, а тем более чувства вины во мне вообще никак не вызывал.

— Так Фауста воскрешать надо! — заявила я и бережно прижала к груди плошку, да еще ладошкой сверху прикрыла, чтобы пепел не разнесло.

Дор на мой выпад заливисто рассмеялся.

— И как ты его воскрешать собралась, позволь спросить? Над прахом шаманить будешь?

Я крепко задумалась.

И правда… Что делать дальше с пеплом, я не имела ни малейшего представления.

— Ладно, не боись. Он и без тебя воскреснет. Магический контур сомкнется — и восстанет. Надо немного подождать. Пару-тройку часов, может, чуть дольше, смотря какой запас магии у него оставался на время смерти. Кстати, ты с птенцами обращаться умеешь? — спросил парень, и по губам его расползлась глумливая улыбка.

А мне сразу вспомнилось, как вылупился страус Фрайо. Как лез ко мне на ручки и как мы носились с ним по квартире.

— Есть такой опыт… — мрачно буркнула я, а потом с негодованием спросила: — Слушай, а на фига он вообще перед смертью в птицу обратился? Умер бы человеком и воскрес бы таким же. А мне теперь с яйцами возись, потом с птенцами… Одна морока.

— Слушай, я, конечно, в фениксовых перерождениях не силен, но воскресать в крылатом обличье им вроде проще. Да и обращение, скорее всего, произошло непроизвольно.

Ну, раз проще… То потерплю. Ох, надеюсь, он вырастет так же быстро, как Фрайо в прошлый раз. Нам ведь еще до Змеиной провинции черт знает сколько пилить. И там еще. А время на исходе. И наверно, придется отправляться одним, не дожидаясь Фауста. И как нам быть в таком случае, ума не приложу!

Хотя, если бы у нас был свой гремлин… Это намного упростило бы задачу!

— Ну чего они там так долго? — вновь кинула нетерпеливый взгляд на усевшихся в кружочек старейшин.

— Тугодумы, — буркнула недовольная Стаська, которая все еще глядела на меня волком.

— Решат, куда они денутся, — беззаботно махнул рукой наш собеседник. — Против воли священного Обсидиана все равно не посмеют пойти, так что не переживайте.

— Считаешь? — Я с надеждой глянула на рыжего.

— Ага! — кивнул тот. — Только это… Ты им ритуальную чашу-то все же верни. Реликвия, как-никак.

Ага, фиг им! Так я и вернула. Я эту чашу, можно сказать, с боем отстояла. И когда шла за ней к камню, и когда после чуть не подралась из-за нее с чересчур вспыльчивой старушкой. И чихать я хотела, что предназначена она для ритуальных омовений и что без чаши этой несчастный народ гремлинов не сможет очиститься пред ликом своих богов и принять их божественное воздаяние… Блин, чушь какая!

— Не отдам! Там мой феникс!

— Люб, ну серьезно… Верни, — просительно протянул Дор. Видимо, ценность ритуальной посудины даже для этого раздолбая была велика. — А Фауста пересыпь куда-нибудь…

— Куда?

— Да хоть в носок! — смело предложил рыжий, а сидящая рядом Стаська радостно прихрюкнула.

А я как представила, что скажет на сей счет сам блондин, когда воскреснет, так сразу боязно стало. За шкурку свою. Нет уж, лучше я выстою против десятка стариканов, чем потом буду выслушивать претензии Фауста, а если не повезет — еще и прочувствую их же. Причем явно пятой точкой.

В который раз покосилась на высокое собрание, засевшее вокруг камня. Кажется, дебаты там разгорелись нешуточные. Кое-кто из старичков вскочил с места. Расхаживал туда-сюда, явно что-то доказывая сородичам. Остальные потрясали кулаками, слюной брызгали. И лица злые, раскрасневшиеся.

Н-да… Эдак они долго решать будут.

— Короче, мне это надоело! — вдруг резко заявила Стаська и решительно поднялась с земли. — Пойду-ка я мозги им промою! — И на недовольное сопение Дора тут же поправилась: — В смысле, права пойду отстаивать. Любкины.

— О как! — удивилась я. Неужто перемирие?

— Да-да. Должен же кто-то за тебя постоять. Буду твоим этим… адвокатом!

И сестрица решительно потопала в центр площади. Ну все, держись, гремлины! Стася вышла на тропу войны.

Поудобнее перехватив чашу, я посеменила следом за сестричкой. В решительности ее я ничуть не сомневалась, а вот в способностях к переговорам, коих никогда не было и не могло быть, была совершенно не уверена. Натворит еще дел.

Стоило нам приблизиться, как гремлины разом смолкли.

— Испытуемым запрещено присутствовать на собрании старейшин! — враждебно сообщил выдвинувшийся вперед недомерок и гневно уставился на нас с сестрицей.