Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II) Страница 38

– А может, – сказала она, – это не в Кенните, а в тебе самом чего-то недостает? Может, твоя вера просто слабеет по мере того, как путь, предначертанный тебе Са, заводит тебя туда, куда ты не хочешь идти?

Уинтроу даже растерялся. Он совсем не ждал от нее подобного упрека. И подавно не ждал, что сказанное Эттой прозвучит настолько правдиво. А она продолжала:

– Верно, у Кеннита есть свои недостатки. Но нам следует судить его по достигнутому, по тому, чего он добивается, невзирая на свои собственные муки и сомнения! – Ее взгляд стал обвиняющим: – Или, по-твоему, человек, творящий добро, сам обязан немедленно стать совершенным?

– Каким бы ни было орудие, рука Са остается верна… – пробормотал Уинтроу. Однако мгновением позже его все-таки прорвало: – Но объясни, для чего ему потребовалось отнимать у меня мой корабль? И не просто отнять, но еще и превратить Проказницу в какое-то создание, которое я даже узнать не могу? Зачем ему потребовалось убивать тех, кто хотел просто попытаться забрать нас с ней домой? Не понимаю я этого, Этта! И никогда не пойму!

– Может, все дело в том, что ты с самого начала настроился не понимать? – Она неотступно смотрела ему в глаза. – Я вычитала в книжке, которую ты дал мне, что произнесенные нами речи ваяют нашу реальность. Ну так посмотри на то, что твои слова сотворили с нашей реальностью. Ты все так изложил, как будто весь мир ополчился против тебя. Твой корабль, говоришь? Ой ли? Ты так. уверен, что она непременно была твоей или вообще чьей-то? Может, следует считать ее живым существом, оказавшимся заточенным в неподобающем теле и к тому же провозглашенным чьей-то собственностью? По-твоему, Кеннит ее изменил? А что, если он просто выпустил ее на свободу, предоставив ей быть той, кем она на самом деле является? Вот видишь, мы ничего не можем утверждать с определенностью. Тем не менее ты успел уже решить, что тебя всячески обошли, ты нянчишься со своими обидами и якобы учиненной над вами несправедливостью. Ты еще начни себя жалеть, ты еще поплачь о себе. – Судя по голосу, она сердилась все больше. И вот наконец Этта отвернулась, осуждающе поджав губы. – Я-то собиралась кое-чем с тобой поделиться и думала, что это станет нашим секретом! А теперь думаю, а надо ли? Чего доброго, ты и это умудришься вывернуть наизнанку!

Уинтроу только и оставалось, что молча смотреть на нее. Хотя в ее преображении была и его заслуга, все-таки происшедшие с нею перемены не могли его не изумлять. По крайней мере, она уже не накидывалась на него с кулаками, если он ей перечил. Собственно, в том и не было нужды; язычок-то у нее был острее любой бритвы. Уинтроу отдавал должное ее уму, уважал ее хитрость и мужество – причем с самого первого дня их знакомства. Теперь же ее ум, так сказать, подвергся огранке, а храбрость стала опираться на моральные ценности. И от этого чудесным образом расцвела ее красота.

Уинтроу положил руку на стол, ладонью вверх: дескать, сдаюсь. К его полному и окончательному изумлению, Этта дотянулась и накрыла его руку своей.

Она сжала пальцы и улыбнулась. Уинтроу, только что любовавшийся ею, вдруг понял, что красота не имела пределов: ее лицо прямо-таки озарилось неожиданным внутренним светом. Она наклонилась близко к нему и не выговорила, а скорее выдохнула:

– Я беременна, Уинтроу. Во мне – дитя Кеннита.

Знать бы ей, что эти слова захлопнули между ними несокрушимую дверь. Уинтроу почувствовал себя навеки отъединенным от ее красоты, от этого света на ее лице. Она принадлежала Кенниту. И так было всегда. И будет вовеки. А Уинтроу – вековать век одному.

– Сначала я была не вполне уверена, – продолжала она. – Просто начиная с одной прекрасной ночи я все время чувствовала: так оно и есть. И вот сегодня, когда он отослал меня прочь, чего он никогда раньше не делал, я подумала, что всему должна быть причина. Тогда я взяла нитку с иголкой и подержала у себя над ладонью. И знаешь что? Иголка принялась так раскачиваться, что никаких сомнений у меня уже не осталось! Все говорит о том, что я ношу его сына. Будущего мужчину! Наследника!

Она выпустила руку Уинтроу и гордо накрыла ладонью свое чрево – на его взгляд, по-прежнему плоское.

Уинтроу же понял, что настоящие глубины несчастья еще не были им изведаны.

– Ты, наверное, очень радуешься, – выдавил он сквозь отчаяние, перехватившее горло.

Ее улыбка чуть-чуть потускнела.

– И это все, что ты мне можешь сказать? – спросила она.

Не так. Это было все, что он посмел ей сказать. Прочие его соображения высказывать вслух определенно не стоило. Уинтроу прикусил язык и лишь молча, беспомощно смотрел на нее.

Она чуть заметно вздохнула и отвела взгляд.

– Я-то ждала от тебя… Глупость какая. Просто Кеннит так часто называл тебя своим пророком, что я – только не смейся! – вообразила, будто ты, узнав, что я ношу сына пиратского короля, скажешь мне… ну, я не знаю… какие-то слова, предсказывающие его будущее величие, или…

Этта умолкла и слегка покраснела.

– Прямо как в старых сказках, – выдавил Уинтроу. – Появляется гадатель и прорицает чудесную будущность.

Она отвернулась: ей стало неловко из-за того, что она, кажется, слишком уж размечталась о необыкновенной судьбе для своего чада. Уинтроу же храбро попытался загнать подальше обиженного мальчишку, которым он себя в данный момент чувствовал, и поговорить с Эттой как полагалось мужчине, более того – жрецу.

– Я не буду пророчествовать, – сказал он. – Я не чувствую никакого предвидения, дарованного Са. Я только знаю, что, если этому ребенку вправду суждено нечто значительное, своим величием он будет обязан не только отцу, но и тебе. Я вижу это в тебе, причем прямо сейчас. Что бы не говорили о твоем отпрыске другие люди, что бы они не видели в нем – в твоем сердце он всегда будет царить. Ты сама прежде всех сумеешь определить истинную цену этой личности и сможешь понять, что величайшее в ней – это ее самость. Дети вырастают удачными, когда родители умеют понять их и принять. А ты это умеешь. У твоего ребенка будет хорошая мать, Этта.

Надо же, его слова так растрогали ее, как будто он, ее Са, знает, что напророчил. Она прямо засветилась от счастья.

– Жду не дождусь посмотреть, – сказала она, – какой вид станет у Кеннита, когда я ему расскажу!

Уинтроу набрал полную грудь воздуха. Он испытывал необъяснимую уверенность, вернее объяснимую наитием свыше. Воистину только Са мог вдохновить его сказать Этте:

– Я бы все же тебе посоветовал подержать этот секрет пока при себе. У Кеннита сейчас столько разных забот и хлопот. Обожди лучше момента, когда твоя новость придется действительно к месту!

Она поразмыслила, потом медленно, с сожалением кивнула: