Кир Булычев - Зеркало зла Страница 38

В порт Реюньона Сюркуф пришел следом за высланными вперед трофеями, сопровождая еще два захваченных корабля. Но в тот же день ему был объявлен приказ комиссара – так как он действовал без патента, все его призы конфискуются, включая и корабль, на котором он прибыл. В случае выражения недовольства гражданином Сюркуфом он будет арестован и казнен как простой пират.

Сюркуф не жаловался. Он тихо дождался первого же попутного корабля, на котором отплыл во Францию, пока комиссар и чиновники делили выручку от продажи добычи Сюркуфа.

К счастью для Сюркуфа, правившая Францией Директория нуждалась в отважных корсарах, сведения о подвигах Сюркуфа обогнали его, а комиссара было пора менять – время революционеров и идеалистов кончилось. Так что Сюркуф получил во Франции колоссальную сумму – 27 тысяч ливров как его долю за стоимость товара на захваченных им кораблях. А пока шло разбирательство, Сюркуф жил дома, влюбился в местную красавицу Мари Блэз, обручился с ней и, рассчитавшись полностью с казной, снарядил замечательную «Клариссу». «Кларисса» была специально построена для Сюркуфа, она была невелика, но могла обогнать любой иной корабль в Индийском океане, вооружена четырнадцатью двенадцатифунтовыми пушками, то есть могла сразиться и с военным фрегатом, а в кубриках – в тесноте, да не в обиде – разместились сто сорок опытных моряков из Сен-Мало.

В 1799 году, когда «Кларисса» взяла курс в Индийский океан, Сюркуф уже не был самым юным работорговцем морей, ему исполнилось двадцать пять лет, из которых десять он провел в море. Он казался старше своего возраста. Это был плотный, ниже среднего роста человек, говорят, немного похожий на генерала Бонапарта, волосы подстрижены короткой челкой, лицо тяжелое, круглое, нос короток, а веки глаз всегда чуть опущены, отчего казалось, что Робер – человек, равнодушный ко всему и даже сонный. Но это была лишь маска. С одинаковым выражением лица он мог отправить на рею непокорного раба или прийти на свидание к Мари. Говорят, что он никогда не улыбался, хотя любил танцевать на вечеринках и был неплохим наездником, для чего держал в Сен-Мало лошадей.

Вот таким был капитан «Клариссы», которая обошла мыс Доброй Надежды за две или три недели до появления там «Глории» и «Дредноута». У бухты Бичхэд Сюркуф спустил шлюпку, чтобы взять в условном месте письмо от шпионов в Кейптауне, но в письме ничего интересного не сообщалось. Тогда он взял курс на остров Реюньон, что лежит в самом центре Индийского океана, но не спешил. Ему не хотелось появляться на Реюньоне на новом корабле без добычи. Поэтому он задержался у Мадагаскара в надежде, что узнает о прохождении английских кораблей. Если ничего не попадется, он возьмет восточнее, чтобы подежурить на самой оживленной дороге между Кейптауном и Индией. Он не спешил. Он был терпеливым рыболовом.

Так что вышедшие на две недели позже из Кейптауна «Глория» и «Дредноут», продвигаясь к северо-востоку, с каждым днем все более сближались с корсаром. Точнее, сближалась «Глория», так как долгий шторм со снегом и дождем южнее Мадагаскара разогнал корабли, и когда погода установилась, никаких следов «Дредноута» найти не смогли. Капитан Фицпатрик был готов к такому повороту событий, рандеву было согласовано, так что никто не придал значения этой разлуке. Тем более что «Глория» была достаточно хорошо вооружена и имела довольно сильную команду, чтобы отогнать любого пирата.

– Я не думаю, что полковник Блекберри намерен тебя убить, – сказала как-то Регина, когда они с Дороти, словно две подружки, пили чай в каюте. – И все же я бы не подходила к фальшборту, не оглянувшись, кто стоит у тебя за кормой.

Регина выучила несколько морских слов и теперь щеголяла ими перед горничной. Той было неприятно слышать этот самый «фальшборт», потому что Дороти была уверена, что научил хозяйку морским словам именно Алекс, который стремился к миссис Уиттли. По крайней мере Регина этого не скрывала.

Дороти была несправедлива к штурману, он как мог сопротивлялся встречам с миссис Уиттли и обучению ее морской навигации. И не потому, что старался сохранить верность Дороти – честно говоря, это еще не приходило в голову штурману; но потому, что боялся, что не сможет устоять перед абордажем, на который его брала миссис Уиттли. Он старался не поддаваться, но не мог не поддаться холодной страсти ее светло-серых глаз и, главное, движениям двух вулканов, расположенных у нее над талией. И, наверное, устремления Регины давно бы увенчались успехом, если бы не кажущееся Алексу ее сходство с птицей и подозрение, что во время любви Регина больно клюется носиком.

Впрочем, и это не было главной сдерживающей причиной. Главное заключалось в том, что штурман Фредро по натуре своей был разумным человеком, желавшим стать капитаном компанейского корабля, а любой роман на корабле, находившемся в открытом море, неизбежно становился известен всем на борту, а значит, как только «Глория» бросит якорь в Калькутте или Рангуне, этот секрет Полишинеля станет очевиден всем, включая мистера Уиттли-младшего и прочих влиятельных лиц. А с сомнительной национальностью Алекса этого довольно, чтобы закрыть все надежды на карьеру на английском торговом или военном флоте.

Дороти об этих мыслях штурмана не догадывалась, а потому преувеличивала близость штурмана и миссис Уиттли, а следовательно, ею все больше овладевала ревность, которая, в свою очередь, подталкивала чувство любви. Пока мы ревнуем, любим. Уход ревности – верный признак того, что любовь собирает вещи.

После отплытия из Кейптауна полковник Блекберри ни разу не подошел к Дороти, но порой она ловила холодный глаз кобры, изготовившейся к прыжку, а ее колечко поспешно темнело, даже чернело, если полковник оказывался случайно поблизости. Тогда Дороти прикрывала ладонью правой руки колечко, словно боялась, что полковник увидит, как камень меняет цвет, тревожно предупреждая девушку.

Поэтому, приближаясь к фальшборту, Дороти оглядывалась, но прежде она глядела на камешек – тот никогда не уставал подсказывать ей, есть ли рядом кто-то из врагов. А их было трое: сам полковник и двое его подручных, которые были включены в состав команды. Один – помощником плотника, второй числился канониром. Но это было лишь видимостью, любой на «Глории» знал, что на самом деле это служки безопасности Компании, шакалы полковника, но трогать их не смели, да и сами служки на корабле вели себя тише воды.

– Он пришел ко мне вчера, представляешь, какая наглость! – продолжала Регина, отхлебывая чай, точно как это делают голубки, погружая в него вытянутые губки и замирая, чай поднимался из чашки по канальцу в глотку, потом, наглотавшись, Регина резко закидывала голову вверх, помогая чаю перетечь в желудок. – Он не может изжить ненависти к тебе. Он сказал, что если он увидит на горизонте вражеский парус, то первым делом выкинет тебя за борт.