Роберт Говард - КРОВЬ БОГОВ. Сага мертвых песков Страница 38

Только она успела натянуть сапоги, как дверь резко распахнулась. Ахмед, шатаясь, вбежал в дом. Смуглое лицо его было мертвенно-бледным, между пальцами, прижатыми к груди, струилась кровь.

— На деревню напали! — крикнул он задыхаясь. — Люди в турецкой форме! Это какая-то ошибка! Они должны знать, что Аль-Авад на их стороне! Я пытался сказать офицеру, что мы друзья, но он начал в меня стрелять. Нам нужно как можно быстрее уходить отсюда!

Позади него раздался выстрел, и вспышка огня прорезала темноту. Ахмед застонал и упал. Ольга в ужасе вскрикнула и с удивлением посмотрела на стоявшего перед ней человека. Высокий офицер в турецкой форме преградил ей путь. Он отличался самобытной хищной красотой и смотрел на нее так, что кровь прилила к ее щекам.

— Почему вы убили этого человека? — спросила она. — Он был верным слугой вашей страны.

— У меня нет страны, — ответил тот, шагнув к ней. Снаружи выстрелы затихли, но вопли женщин стали громче и жалобнее. — Я собираюсь создать свою, как мой предок Осман.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Ольга, — но если вы не дадите мне сопровождающих, которые проведут меня до ближайшего поста, я доложу вашему начальству и…

Он захохотал.

— У меня нет начальства, глупая женщина! Говорят вам, я создатель империи. В моем распоряжении сотня вооруженных человек, и вместе с ними в этих горах я положу начало новой расе! — выпалил он, сверкая глазами.

— Вы сошли с ума! — воскликнула она.

— Сошел с ума? Это вы сошли с ума, потому что не понимаете, какие у меня возможности! Эта война обескровит Европу. К тому времени, когда она закончится, все нации обессилят. И тогда настанет очередь Азии!

Если Лоуренс заставил арабов воевать на себя, то почему бы мне, турку, не создать государство из своих людей?

Тысячи турецких солдат дезертировали к англичанам. Еще больше перейдет ко мне, когда услышат, что турок воссоздает империю древнего Турана.

— Делайте что хотите, — сказала Ольга, решив, что он обезумел и потерял чувство реальности; такое часто случается во время войны, когда кажется, что мир рушится, и любая дикая идея выглядит легко выполнимой, — но, по крайней мере, не мешайте моей миссии. Если вы не дадите эскорт, мне придется ехать одной.

— Вы поедете со мной, — заявил он, глядя на нее с пылким восхищением.

Ольга была очень красива — высокая, хрупкая, гибкая, с копной непокорных золотистых волос. Она выглядела так женственно, что даже широкая арабская одежда не могла этого скрыть.

— Вы слышите эти крики? Мои люди запасаются женами, которые нарожают солдат для новой империи. Вам оказана особая честь быть первой в серале султана Османа!

До этого она полностью полагалась на Ахмеда, который взялся провести ее в целости и сохранности через пустыню, но теперь решительно выхватила пистолет из-под блузы.

— Вы не посмеете!

Прежде чем она успела прицелиться, турок вырвал оружие у нее из рук.

— Не посмею? — Он засмеялся над ее тщетными попытками освободиться. — Что я не посмею? Говорю вам, сегодня рождается новая империя! Идемте! У меня нет времени на уговоры. Утром мы должны быть на пути к Сулейманову укреплению. Восходит звезда Белого Волка!

Солнце совсем недавно поднялось над зубчатыми скалами на востоке, а жара уже окрасила безоблачное небо в цвет раскаленной стали. По туманной дороге, рассекавшей необъятную пустынную равнину, двигалась одинокая фигура. В жарком мареве она постепенно приняла очертания всадника на верблюде.

Это был не араб. Одежда цвета хаки, сапоги, а также винтовка, болтающаяся у колена, указывали на то, что этот человек прибыл с Запада. Однако смуглое лицо и черные глаза делали его похожим на жителя Востока. В это жаркое утро по пустынной дороге ехал Фрэнсис Хавьер Гордон Аль-Борак, которого люди в разных странах от Золотого Рога до истоков Ганга любили, боялись или ненавидели в зависимости от своих политических пристрастий.

Он провел в седле почти всю ночь, но его тело, закаленное во многих скитаниях по свету, не ощущало усталости. Проехав еще милю, Гордон увидел неясные следы, тянувшиеся от горной гряды на восток.

Кто-то шел по этой дороге… вернее, полз, потому что на горячих камнях оставались темные смазанные пятна. Через некоторое время Гордон соскочил с верблюда и склонился над человеком, который, тяжело дыша, лежал на земле. Это был молодой араб. Аба на его груди пропиталась кровью.

— Юсуф!

Гордон распахнул мокрый плащ, взглянул на голую грудь и снова прикрыл ее. Кровь струилась из голубоватой пулевой раны. Здесь он уже ничем не мог помочь. Глаза араба начали стекленеть. Американец оглядел дорогу, но нигде не увидел ни лошади, ни верблюда — только темные пятна на камнях.

— Господи, дружище, и долго ты так полз?

— Час… много часов… я не знаю, — выдохнул Юсуф. — Я потерял сознание и упал с седла. Очнулся уже на дороге, а лошади не было. Но я знал, что вы приедете с юга, поэтому полз… полз. Аллах, какие твердые эти камни!

Гордон поднес флягу к его губам. Юсуф припал к ней и стал шумно пить, потом вцепился в его рукав негнущимися пальцами.

— Аль-Борак, я умираю, но это не так важно. Дело касается мести… не за меня, йя сиди[24] а за невинных. Я приехал на побывку в свою деревню Аль-Авад. Вы знаете — я единственный из Аль-Авада воюю за арабов. Все остальные на стороне турок. Но этой ночью турки сожгли мою деревню! Они пришли вечером, люди приветствовали их… в это время я прятался в сарае.

Турки стали стрелять без предупреждения. Люди в Аль-Аваде были безоружны и беспомощны. Я убил одного солдата, потом они подстрелили меня… Мне удалось оттуда сбежать — я нашел свою лошадь и ускакал, чтобы рассказать об этом прежде, чем умру. О Аллах, этой ночью я узнал, что такое смерть!

— Ты знаешь их офицера? — спросил Гордон.

— Я его никогда раньше не видел. Турки называли своего вождя Осман-паша. На их флаге изображена голова белого волка. Я видел его в свете горящих домов. Жители деревни напрасно кричали, что они друзья… Там еще были женщина-немка и мужчина из Хаурана. Они приехали в Аль-Авад с востока. Мне кажется, они шпионы. Турки его убили, а женщину взяли в плен. Повсюду лилась кровь. Это было какое-то безумие.

— Действительно, безумие, — пробормотал Гордон.

Юсуф приподнялся на локте, вцепился в него и прошептал с отчаянной надеждой в слабеющем голосе:

— Аль-Борак, я хорошо воевал за эмира Фейсала, и за Лоуренса-эфенди, и за вас. Я сражался в Янбо и Веджхе, и у Акабы. И никогда не просил награды! А теперь прошу только справедливости и мести! Выполните мою просьбу, убейте турецких собак… которые вырезали мой народ!