Оксана Панкеева - Поступь Повелителя Страница 38

Пако внимательно посмотрел на Ольгу и с надеждой предположил:

А может, он тебя не узнает с синяками?

Если бы в Мистралии на каждом шагу попадались блондинки, то, может, и не узнал бы. А так узнает. Да и Шарик меня немедленно выдаст, как только увидит.

Пако еще немного пошевелил мордой и объявил, что устал думать.

Тогда отдохни и покушай,— решила Ольга и полезла в печь за горшком.— Должно было уже просушиться как следует. Осторожно, горячее... Куда лапами, ложку возьми! Ешь, а потом немного поспим.

Так ведь на улице день!

Вот и хорошо, днем поспим, а пойдем ночью, чтобы нас никто не видел. Может, если спать будем днем, так я и в лесу не замерзну... В общем, потом разберемся, а сейчас я спать хочу.

Дорога до Лондры оказалась вдвое длиннее, чем предполагал Элмар. По пути к ним прибивались все новые и новые беженцы — маги, спешащие на север, мистики, бегущие от возможных репрессий, просто перепуганные жители, по какой-то причине решившие искать спасения в дальних странах. Многие шли пешком, замедляя движение отряда, но бросить на дороге людей, которые попросили защиты,— в высшей степени недостойно. Ни один из паладинов даже не заикнулся о подобном. Даже в качестве теоретического рассуждения.

В Лютеции пришлось задержаться на целый день дольше, чем рассчитывали, и эти два дня до сих пор вспоминались как тяжелый бредовый сон с сильного перепою.

Агнесса упиралась и отказывалась ехать, объясняя, что бросить государство на Луи - это все равно что бросить его вообще. Одновременно ее величество пыталась спровадить на север всех своих детей, причем наследника навязчиво совала лично Элмару в руки, от чего доблестный герой пришел в ужас и быстро сунул младенца принцессе Люсиль, которая столь недальновидно отиралась под локтем его высочества в ожидании совсем иных знаков внимания.

Едва успели уломать Агнессу, закатила истерику принцесса Жасмина. Она безобразно рыдала и кричала, что «никуда не поедет, пока не...» Условий Элмар не уловил, так как девчонку быстро увели в ее покои, но ощутил желание перебросить упрямых дам королевского дома Галланта через седло, как принято у варваров, и увезти куда следует, не обращая внимания на возражения.

Вечером куда-то пропали все три принцессы. Искали их до ночи под причитания нянек, ругань стражников и фантастические гипотезы главы галлантской контрразведки. Элмар принял посильное участие, проверив палатку кавалера Лавриса. По логике вещей там должна была обнаружиться блудливая Люсиль, но, к своему изумлению и негодованию, принц-бастард нашел в обществе Лавриса малолетнюю истеричку Жасмину. Шокированный и разгневанный первый паладин сгоряча обозвал приятеля падшим растлителем и съездил по физиономии. Лаврис первым делом обиделся и дал сдачи, а уже потом объяснил, что его неправильно поняли. В общем, неловко получилось, нехорошо как-то. Лаврис ведь ничего такого не сделал и даже не намеревался, просто девочка плакала, а ее никто не хотел выслушать. А у нее несчастье. Какая-то ненормальная ворона утащила у нее черепаху. Бедный ребенок неделю эту ворону гонял и просил взрослых о помощи, но никто не слушал и не верил. А кончилось все тем, что целеустремленная ворона все-таки улучила момент, открыла клетку и утащила бедную черепашку. Самое ужасное, опять никто не верит и все норовят уложить принцессу в постель и напоить какими-то лекарствами, хотя она совсем не больная.

Благородные паладины немедленно изъявили желание выслушать и по мере сил как-то помочь, о чем очень скоро пожалели. Как выяснилось, принцесса Жасмина своими глазами видела, как милый пушистый кролик самостоятельно открыл свою клетку, выбрался на волю и помог вороне выкатить черепаху за окно. После этого поведение жестокосердых взрослых стало для слушателей понятным и объяснимым. Дабы не расстраивать бедняжку лишний раз, они пообещали обязательно поискать пропавших животных, отвели принцессу домой и пошли пить за примирение.

Элмар на этот раз ограничился одним кувшином белого игристого, зато Лаврис набрался, как извозчик перед выходным, и долго, вдохновенно жаловался на жизнь. Повод, конечно, имелся, кто бы спорил. Элмар и сам бы обиделся, если бы дама, с которой он имел счастье быть в близких отношениях, в ответ на приветствие посмотрела на него свысока и сказала: «Извините, монсир, не припоминаю нашего знакомства». Но с другой стороны, Лаврис тоже должен был соображать, куда лезет со своими приветствиями. Он что, ожидал, что королева ему в объятия бросится и попросит младенца признать? Как дитя малое, честное слово.

Пока принц-бастард утешал расстроенного друга, а затем тащил его на себе до палатки, остальные принцессы нашлись сами. Старшая, как правильно подозревал Элмар, околачивалась у рыцарей, а средняя — у магов.

Утром выяснилось, что настоящим королевам (и принцессам тоже, особенно с учетом ночных развлечений) одной ночи на сборы не хватает. Зато элитному войску этого же короткого срока вполне хватает для полного морального разложения. Рассерженный первый паладин с грехом пополам собрал разбредшихся товарищей, построил, пристыдил и в качестве наказания (а также чтобы не дурели от безделья) строевым шагом погнал в парк на поиски пропавшей черепашки. Сам же споро оседлал коня и направился за город навестить Этель. Он в любом случае намеревался к ней заехать, даже если для этого всей процессии придется сделать немалый крюк, а тут такая возможность подвернулась, целый день свободного времени. Какая бы она ни была озабоченная и беспардонная, все же — боевая подруга, десять лет вместе, можно ли оставить ее на произвол судьбы в такое время? Если она тоже исчезла, как многие старые маги,— что ж, значит, судьба. А если состарилась, как мэтр Алехандро? Если лежит больная где-то в своей башне, не в силах даже на кухню спуститься, не то что уехать на север? Если ей помощь нужна?

На самом деле его опасения оказались преувеличены. Этель превратилась в довольно бодренькую и шуструю старушку, которая при желании вполне могла бы влезть на лошадь и уехать куда угодно. Могла бы, но почему-то не желала, и Элмару пришлось прибегнуть к неуважительным угрозам с упоминанием варварского обычая перевозить вздорных женщин. Тогда Этель вдруг расплакалась и призналась, что боится показываться на глаза мужчинам в нынешнем своем виде. Принц-бастард от души обругал застенчивую волшебницу, как может только давний и близкий друг, и поклялся никому не открывать ее имени. Никто не будет знать, что это она, если только Этель не начнет по своему обыкновению приставать к мужчинам.

Старушка, все еще всхлипывая, расторопно собралась, оседлала низкорослую пегую лошадку и, только выезжая за ворота, призналась: