Ольга Романовская - Обещание Страница 38

* * *

— Ты не можешь уехать из Ари, не увидев храма Беарис! — настаивала Стелла. — Ну, что тебе стоит туда зайти?

— В Джосии есть огромная статуя Никары; все, проходя мимо, кланяются ей. И нет никаких храмов. По-моему, так гораздо практичнее.

— Тебе бы только искать во всём пользу! Пойми, ты должен…

— Стелла, отстань! Тебе хочется — ты и иди.

— С каких это пор ты стал так относиться к храмам?

— Да я никогда их и не любил. Я искренне уважаю всех ваших богов, но читать им молитвы не умею. Они у меня получаются простыми и, наверняка, им не нравятся.

— Ты просто постоишь рядом, я все сделаю сама.

— Стелла, будь осторожна. Вспомни: посещение храма в Чериндеше чуть не окончилось прогулкой в загробный мир.

— И из-за такой мелочи ты откажешься попросить у Беарис тёплых ветров?

— А мне они зачем? Это же ты попадёшь на небо с вершины Анариджи. Вот встанешь там, расправишь крылья и полетишь.

— Это еще с какой стати? — хмыкнула принцесса.

— На моём языке "Стелла" означает птица.

— А в переводе со старо-лиэнского — это звезда, утренняя звезда, — задумчиво пробормотала девушка.

— А как будет вечерняя звезда?

— Разумеется, Старла. Так что насчет храма?

— Ладно, если ты хочешь…

Храм богини ветров сам был чем-то похож на ветер, даже камень волнами взбегал вверх по колоннам. И всюду цветы, живые и каменные — дары людей богине весны.

Маркус пересчитал колонны — их оказалось ровно тридцать три, и все разные.

Принцесса что-то шептала возле статуи богини, видимо, просила хорошей погоды для всей Лиэны; принц ждал её у входа.

Сладкий аромат благовоний пьянил, от него кружилась голова.

"Наконец-то!" — вздохнул Маркус, когда Стелла вышла. Она загадочно посмотрела на него и ответила: "Для меня там время текло незаметно".

Из Ари путники выехали после полудня, пополнив запасы провианта и пресной воды. Впереди была пустыня Мор, пусть не такая обширная, как Шор, но зато более жаркая. Всякий путешественник, попавший туда, должен был опасаться зыбучих песков, поэтому пустыню и назвали "Мор" — от старо-лиэнского "Мер" — смерть.

Благополучно спустившись с гор, путешественники пересекли зыбкие границы пустыни. Снова плыло перед глазами жёлтое марево; очертания предметов периодически расплывались от беспощадного даже осенью солнца.

Теперь, конечно, они были опытнее и взяли больше воды, но с непривычки по-прежнему изнывали от жары. Им казалось, что солнца было так много, а воды — так мало.

Стелла пребывала в некой полудрёме, то просыпаясь, то вновь засыпая. Она знала, что спать нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Кончилось это тем, что принцесса очнулась на песке; рядом с ней, склонив морду, стояла Лайнес. Неподалёку остановился Лерд; на его шее дремал Маркус.

Стелла поднялась на ноги, сделала несколько шагов по горячей земле. Нужно разбудить Маркуса, иначе путешествие закончиться для него самым плачевным образом.

Но разбудить его она не успела: её внимание привлекла какая-то вещь, блеснувшая посреди озерца песка. Она наклонилась, чтобы поднять её, но не дотянулась: вещь почему-то очутилась дальше, чем ей изначально казалось. Волей-неволей девушке пришлось подойти ближе. Теперь Стелла ясно разглядела, что это кольцо.

До него оставался только шаг, и принцесса сделала этот шаг…

Коварный песок уходил у неё из-под ног. Стелле стало страшно, по-настоящему страшно: она попала в зыбучие пески, коварную и неумолимую ловушку природы. Девушка кричала, звала на помощь, но язык будто прилип к нёбу, и вместо вопля изо рта доносился мышиный писк. Принцесса отчаянно боролась, цеплялась пальцами за зыбкую землю, но она не давала опоры, насмехаясь над ней, уходила сквозь пальцы. Чем больше она барахталась, тем сильнее сжимали ее тиски песка, тем глубже она уходила под землю. Там, снаружи, она обжигала кожу, а там, в глубине, убаюкивала прохладой и вечным оцепенением.

Когда до сознания принца донеслись приглушенные крики подруги, он уже ничем не мог ей помочь: её отчаянно цепляющуюся за воздух руку почти поглотила песчаная воронка.

Через пару мгновений всё было кончено. Гладь песчаного озерца успокоилась, вновь погрузилась в дрему, чтобы усыпить бдительность своей новой будущей жертвы.

Первое, что увидела Стелла после смерти, была темнота, страшный мрак безлунной ночи. Так темно и сыро могло быть только в царстве мёртвых. Ей было холодно, очень-очень холодно.

Дрожа, она озиралась по сторонам, искала, но не находила, за что можно было бы зацепиться взглядом.

Тело ее вдруг стало таким легким, а цвет кожи в этом призрачном освещении отливал серебром с мягкими искорками аметиста.

Сиреневый луч пронзил вечный сумрак, и из темноты вышел Даур.

— Ты в царстве Мериада. — Его торжественный бесстрастный голос гулко разносился по бескрайней живой (принцесса могла бы поклясться, что та дышала и периодически изменяла форму) темноте. — Теперь я решу твою судьбу.

— Значит, я умерла? — Ей не верилось в это.

Как, уже? Так рано… и так бесславно. Но об этом твердили и ее воспоминания, и эта легкость, и ощущение проходящего сквозь нее воздуха, и от этого её скулы сводило от ужаса. Вновь перед глазами проплыл песок, смыкающийся у неё над головой, захотелось заплакать, даже зарыдать, закричать в полный голос.

— Ты не грешила, я не знаю за тобой серьёзных грехов, — продолжал пёс. — Поэтому я не поведу тебя к Плорициндомарту, ты попадёшь в Лену — сад мёртвых.

Принцесса покорно шла вслед за своим провожатым вдоль берега реки, по которой проплывали лодки с душами. Они были, будто плотные сгустки воздуха, прозрачные призрачные тени с неясными абрисами, печальные и покорные. Какой и она вскоре будет. Если уже ею не является — кто знает, может, сами души не замечают эту призрачность, или после смерти люди постепенно теряют свою телесность? Думают, что такие же, как были — а сами в это время превращаются в прозрачную субстанцию.

Неприятно, наверное, когда твоя рука вдруг проходит через окружающие предметы… Да, в прочем, не все ли равно?

Темноту пронзил глухой стон: видимо, очередную погрязшую в грехах душу опалил своим дыханием Дрегон. Была душа — и нет души. Что ж, по крайней мере, ей это не грозит, хотя, все же, сомнительное утешение.

Почуяв новую добычу, из-за поворота выполз Плорициндомарт. Теперь он вел себя по-другому, не так, как в их первую встречу. Чудовище плотоядно облизывалось; принцесса будто слышала его ехидный шепот: "Вот и ты попалась, иди сюда, мой обед, все равно никуда не сбежишь".

— Прочь! — пролаял Даур. — Я веду эту душу не тебе.