Дэвид Фарланд - Логово Костей Страница 38

— …никогда не взойдет на трон, — закончил Боренсон.

— Вот загадка, — удивленно произнесла Миррима, — с какой стати кутасарри из Инкарры соглашаются быть наемными убийцами? Зачем тот человек пытался убить Габорна? Ведь ясно, что любовь к собственной стране не играет здесь никакой роли.

— Возможно, он преследует цель доказать своим людям, что он тоже на что-то годится, хочет почувствовать себя достойным гражданином страны, — предположил Боренсон. — А может, здесь кроется нечто большее. Инкарранцы ненавидят нас не только за цвет наших глаз. Они называют нас варварами. Они ненавидят наши традиции, наш стиль жизни, нашу культуру. Они считают себя высшей нацией.

— Но причина не может крыться только в этом, — сказала Миррима. — Я видела инкарранцев в Гередоне. Мне вовсе не показалось, будто они презирают нас. Должна быть какая-то другая причина.

— Ну, хорошо, — сказал Боренсон, — придется преподать тебе урок истории. Около шестидесяти лет назад дед Габорна, Тимор Рахим Ордин, обнаружил, что многие инкарранцы, которые проникали в наши земли, на самом деле являлись преступниками, скрывавшимися от правосудия. Поэтому он закрыл границы. Также он по большей части свернул ремесла и дал указания мелким лордам установить слежку за каждым, кто с их точки зрения представлял опасность. Вскоре после этого три мелких инкарранских лорда в графстве графа Беллингхерста были преданы суду, на котором они с гордостью заявили, что они были более чем преступниками — они являлись наемными убийцами, намеревавшимися прикончить Посвященных короля. Те трое были родом из южного племени Инкарры — того самого, которое презирает нас больше всех остальных. Они поклялись погубить нас, варваров, в Мистаррии. Граф Беллингхерст казнил всех троих сразу, не заручившись предварительно согласием короля Ордина. Сам король Ордин не был жесток. Возможно, он бы просто выслал преступников из страны. Во всяком случае, было уже слишком поздно. Итак, он послал их тела домой в Инкарру как предупреждение всем инкарранцам. Когда тела прибыли на родину, семьи погибших воззвали к Верховному Королю, требуя возмездия. Король Зандарос разразился желчной речью, в которой он возмущался фактом казни и проклинал всех северян. В ответ дед Габорна послал «пилота» через горы, чтобы передать Зандаросу следующее послание: если тот отказывается контролировать свои собственные границы, пусть не мешает нашим попыткам защитить наши границы. На следующий день «пилот» из Инкарры бросил пакет к ногам короля Ордина в самом высоком бастионе Морского Подворья. В пакете была голова ребенка, который принес сообщение Королю Урагана. К ней была приложена записка, предупреждавшая всех граждан Мистаррии, равно как и всех других королевств Рофехавана, что никто из них с этого момента не смеет появляться на территории Инкарры. Вскоре после этого инкарранцы приступили к строительству их знаменитой рунной стены вдоль северных границ — заслон, за который теперь никто не отваживается проникнуть.

— Но это было много лет назад, — сказала Миррима. — Возможно, новый Высочайший Король будет более терпим.

— Зандарос до сих пор является Высочайшим Королем Индопала. Да, он очень стар. Но говорят, он не просто король. Он — могущественный колдун, который может вызывать ураганы. Свои способности он использует, чтобы продлить себе жизнь.

— Но за шестьдесят лет его гнев должен был остыть. В этом нет никакого сомнения! — воскликнула Миррима. — Кроме того, он поссорился с дедом Габорна, а не с нами.

— Ну да, на это вся надежда. Это единственное, что могло бы нас спасти, — ответил Боренсон. — Мы отправляемся туда как посланники нового короля, а не старого. Мы несем просьбу о мире. Даже этот старый барсук с черным сердцем должен бы уважать нас.

Возникла напряженная тишина. Боренсон любил свою жену и сейчас предлагал ей последнюю возможность отказаться от этого путешествия. Однако Миррима сказала решительным тоном:

— Тебе не удастся отделаться от меня, я пойду с тобой.

— Хорошо, — ответил Боренсон.

Боренсон передал три форсибля жизнестойкости способствующему маркиза — пожилому человеку, который немедленно уставился на них с таким неподдельным восторгом, словно он уже давно не видел так много форсиблей вместе. Способствующий направился справиться в книге записей и почти сразу же вернулся обратно, качая головой:

— Только два человека из местного населения предложили отдать свою жизнестойкость за последний год. Желаете подождать, пока наши глашатаи найдут третьего?

— Это может занять не одну неделю… — вздохнул Боренсон. — Дайте мне сейчас то, что есть, но глашатаев все равно пошлите. Возможно, третий дар вы сможете передать мне по вектору.

— Договорились, — ответил способствующий, исчезая из комнаты, чтобы сделать необходимые приготовления.

С минуту они стояли в молчании. Миррима с удивлением оглядывала мастерскую, до отказа наполненную инструментами, необходимыми для передачи даров. Здесь были весы для взвешивания кровяного металла, щипцы, молотки и пилы, небольшое горнило, а также массивные литейные формы из железа для изготовления форсиблей. В висящей на стене таблице значились различные типы рун, с помощью которых передавались те или иные дары, как например дары зрения или ума. Здесь также были зафиксированы всевозможные, даже самые мелкие, различия в форме каждой руны. Поверх таблицы тут и там были видны шифрованные записи, начертанные на секретном языке способствующих.

Миррима с любопытством взглянула на Боренсона. Только теперь она заметила, что ее муж нервно прохаживался по комнате. Лицо его слегка побледнело.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Миррима.

— Нормально. А что? — ответил Боренсон.

— Способствующий в Каррисе сказал, что он передаст тебе по вектору дары метаболизма, мускульной силы и ума. Что-то я не замечаю, чтобы ты двигался быстрее, чем два дня назад. Думаешь, он забыл?

— Нет, — ответил Боренсон. — Способствующие обычно ведут подробные записи. Я уверен, он просто слишком занят. Ведь город был…

Он помедлил, подыскивая правильное слово, чтобы сказать о разрушении Карриса. Стены города не выдержали натиска опустошителей, многие из самых защищенных бастионов пали. Земля на тридцать миль вокруг лежала черная и мертвая, обезображенная нашествием опустошителей. Трупы чудовищ, черные громады с разинутыми пастями, заполнили окрестные поля, перемешавшись с трупами людей. Над городом витали проклятия вражеских колдунов — зловоние, требующее, чтобы люди высохли, ослепли, сгнили и разложились. Вспоминая кошмар в Каррисе, Миррима даже не знала, каким словом обозначить то, что представлял собой город после атаки опустошителей. Разрушен — слишком слабо. Разорен? Опустошен?