Виктор Демуров - Зарницы грозы Страница 38

Не утерплю, наверное, однажды, подумал Баюн. Столько вопросов у людей, а Волх их всех собою объясняет.

— Орден я быстро нашел, — продолжал попович Алеша, — они меня приняли. На низших ступенях чужеземцев много. Высоко мне не подняться, да я и не хочу. Гордыня — грех.

— А правда, что в королевствах до сих пор верят как-то не по-нашему?

— Ну как не по-нашему? Бог один у нас, если мы не еретики и не идолопоклонники. Народоводители разные, это верно. Но они же братья. Им грустно смотреть, как мы друг друга режем, потому что крестимся по-разному. Хотя это больше сыновей их страшных вина...

Баюн ошарашенно уставился на светоносца.

— Что? Да, я про демонов знаю. Не такой уж и большой секрет. Ищущему откроется. Магистр может в особый сон впадать наяву и с батюшкой Скименом так общаться. А ты сам кем будешь, Баюн?

— Советник я, — ответил рысь, — как бы. Финист меня при себе держал за... за особые заслуги.

— Ах вот оно что... — задумчиво сказал Алеша, — ведьма тебя, значит, в полон взяла. Выкуп назначали, или нет еще?

— Да не сказать, чтобы полон. Они меня к себе заманить хотели. Яга вмешалась, колдунье и пришлось удирать.

— Ты, наверное, тайну государеву знаешь. Или еще что. Это же риск огромный. Войну за такое смело объявить можно.

— Не знаю я тайн никаких. Сколько у нас людей в войсках, или где Горыныч лежит — этим Финист даже со мной не делится.

— Да ты можешь и сам не подозревать, что это тайна. Мы у ведьмы быстро выведаем, чего ей у тебя требовалось. Вон, приехали уже, — Алеша указал рукой вперед, на городские стены, поверх которых трепыхались полотнища с крестом. Над городом возвышался замок Вечной Девы, сложенный из красновато-оранжевого камня.

Баюн был зол на МакГонагалл — по-настоящему, праведно зол. Шутка ли, так его разжалобить, а потом удар в спину нанести! Вся авалонская двуличная суть в этом! На допросе он не присутствовал, но знал, что ведьму пытают, и не жалел ее нисколько. Пусть настоящего горя отведает, аспидша.

Светоносцы не такими оказались, какими он себе представлял. На картинках да лубках они выбритые гладко, стриженые под горшок, все голубоглазы и светловолосы — чисто эльфы, даром что уши человеческие. А на самом деле — у всех бороды, как у русичей. Стричь бороду, Алеша пояснил, орденский устав запрещает. Многие и волосья не стригут, под шлемом все равно не видно. И рогов с прочими украшательствами у них на шеломах нет никаких. Рыцари долго смеялись: это как же, к примеру, через лес поедешь с рогами? Все ветки на голову соберешь. Аламаннцем, чтобы в Орден войти, быть необязательно, только искренне верить, дом свой покинуть и отказаться от мирских богатств. Нечисть не жалуют. Еще пить-гулять нельзя, и с девицами развлекаться. Но это, как сказал Алеша, лишь на бумаге исполняется. Полный замок людей с оружием — они же друг друга перережут, если им отдыха не давать.

Сам замок — неприступная крепость. Стены — толстенные. Снаружи в них выщербины да выбоины: туда пушки еретиков били во время той страшной осады, когда Ордену едва-едва конец не пришел.

— Все старшие братья еще раньше полегли, — рассказывал Алеша, — все замки пали. Только Вечная Дева стояла стеной. Две тысячи человек гарнизона, а снаружи тридцать тысяч. У богомерзости — два короля, у нас — один магистр Генрих, который еще вчера комтуром был. По всему выходило, должны были пасть, но выстояли. Генрих в поражение не верил — лучше уж все поляжем, говорил, чем истлеем, побежденные. В хрониках говорят, чудо нас спасло, небеса защитили. Только это чудо волей называется. Меня эта история, когда я ее впервые прочел, к Ордену и потянула. Притчей она кажется, если не знать, что это быль. Тогда я для себя понял: человек все может.

Алеша был рад с родственной душою встретиться, а вот прочие рыцари на Баюна косились. Говорящих зверей они не любили. Им не нравилось всем что отдавало колдовством, пусть даже немного. По поводу того, что есть чары, а что — божественное чудо, споры никогда не утихали. Узнав, что у гостя высокий чин, с ним изъявил желание побеседовать сам магистр, оказавшийся совсем не таким внушительным, как название его должности. Маленький, сухонький. Глаза цепкие и внимательные. Такого вида людям в самый раз ведьм жечь.

— Значит, вы, герр Баюн, спускались в нижние миры... Что ж, неудивительно, что вы несете с собой какую-то тьму.

— Тьму? Я?

— Да. Природу этой тьмы сложно определить, и она очень трудно видима. Однако я хорошо чувствую подобные вещи.

— Вы не знаете, как от нее избавиться?

— Есть тьма и тьма. Одержимость бесами — совсем другое дело. Любой человек есть носитель греха, и лишь он один способен очистить себя, постом и молитвами.

Что-то подсказывало Баюну, что пост и молитвы тут не помогут.

— У меня иногда бывают злые мысли, — сказал он. — И они кажутся не моими.

Магистр кивнул.

— Да, это верные признаки искушения. Я мог бы отпустить вам прегрешения или предложить убежище в нашей святой обители, но вы пока еще ничего не свершили, и вам не угрожают. Вы просто несете это в себе, как зернышко в яблоке. Мой совет остается прежним — молитва и пост.

Это все из-за Волха, подумал рысь, и вспомнил о своей идее просветлить его.

— А демоны? — спросил он. — Алеша мне сказал, что вы со Скименом можете говорить. То есть это дозволенная тьма?

— Могу, — ответил магистр. — Демоны не добры и не злы. В их душах, как и у нас, людей, тьма переплетается со светом. Другое дело, что душа человека изначально светлая, а демона изначально темная. Их трудно направить на путь искупления, так как они не знают, что есть мораль. В этом заключается великий парадокс их перевоспитания. Ведь при желании светлые покровители народов могли бы просто изничтожить эту тьму в сердцах своих детей. Но, обретя мораль, демон перестает быть демоном, перестает быть духом государства, а значит, больше не может исполнять свою роль. Есть притча о человеке, который захотел разводить лис ради их меха, как овец разводят ради шерсти. Он приручил лису, но та была дикой и злой, пыталась бежать, нападала на хозяина. Человек не сдавался. Он воспитывал ее лисят, а потом и их лисят, пока наконец очередное поколение не выросло послушным и ласковым. Но роскошного меха, ради которого он старался, у этого поколения не было. Их шерсть укоротилась и потускнела, хвосты истончились и свернулись колечком. Лиса превратилась в собаку. Все, чего тот человек добился — он понял, откуда взялись собаки...

— Он мог бы остановиться где-нибудь посередине, — возразил Баюн. — Где лиса бы еще не потеряла мех, но уже и не часто кусалась.

— Именно так поступил Светлый Конунг, и стараются сделать его братья. Удержать свет и тьму в душах демонов на определенной черте. Когда-то считалось, что создание демона — временная мера, пока люди не научатся жить в братстве. Но прошли тысячелетия, а человечество до сих пор полно ненависти друг к другу. Мечта о братстве становится утопией. Быть может, ее осуществят те, кто населит мир после людей.