Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович Страница 39

Глава 5.3

Райлу обучали в Диморисе же, при Арнульфском аббатстве, и она справилась за шесть месяцев вместо положенных десяти. Дался такой успех большим потом, но охотница просто не могла позволить себе мешкать, дорога звала её скорее вернуться к поискам и это придавало сил. Боевые сёстры Малены отмечали с одобрением, что такой талант к битве редко встретишь в миру, особенно среди женщин. Аббатиса даже предложила ей вступить в орден, но получила отказ.

С тех пор два года минуло, и Райла, продолжавшая своё путешествие, успела перебить немало разной дряни, зарабатывая на хлеб. Она овладела великой выгодой, ведь вместе с жетоном Церковь наделяла элиминаторов особыми грамотами, исключительными правами, а люди, страдавшие от клыков и когтей, всегда были рады белой как привидение чужачке. Бывшая наёмница даже успела получить репутацию среди таких же бродяг, и почему-то вновь обзавелась птичьим прозвищем.

— Фринна Белая Ворона, — провозгласил архаддирец со значением, смакуя, — воистину облагодетельствован я великой удачей сегодня, ибо к несказанному счастью своему встретил столь уважаемого мастера нашего ремесла… и даже не одного.

Гигант, сидевший под стеной против горевшего очага, так и не шевельнул ни единым мускулом, словно смерть уже забрал его. Несомненно, и Райла, и Клеменс Люпьен знали, с кем свела их судьба той ночью, — с одним из лучших элиминаторов, истребителем без имени и прошлого. Трудно не узнать того, чей огромный рост увеличивался в каждой новой байке, рассказываемой по вечерам постояльцами трактиров и бродячими торговцами. Голем из Беркагоста, вот как его звали.

— И вправду, — сказала Райла, — что за шутка судьбы, три охотника встретились в одном месте в одно время.

— Разрази меня гром, коли сей чудесный факт сам по себе не является причиной промочить горло! — Люпьен достал из-за пазухи небольшую флягу, свинтил крышку и сделал небольшой глоток, после чего с шумом выдохнул.

По дому разлился запах архаддирского коньяка. Райла от предложения отказалась, но вытянула из седельной сумки бутылёк и обожгла язык абсентом.

— Полагаю, теперь нелишне обменятся новостями, — предложила она, ибо так у охотников было заведено. — Тройн Бальцгер, Крайг из Рюльдена, Пауль Партридж и Кейра Цветик.

— Пелла Бим, Арно де Гатт, Фафхрд и Серый Крысолов.

Они помолчали с минуту и сделали ещё по глотку, поминая собратьев, которые погибли недавно, думая о тех, кто погибнет в ближайшее время. Тяжёлое время било элиминаторов молотом испытаний, закаляло в огне и крови. Если новорождённый цех не сломается, то превратится в нечто несокрушимое и смертельно опасное. А если сломается… то хоть какую-то пользу сможет принести прежде. Очень многие элиминаторы прощались с жизнью довольно быстро, некоторые — на первой же работе. Но те, кто выживал и не становился калекой, набирались сил и опыта. Порой охотники собирались в группы и преуспевали, помогая друг другу, иные набирали помощников извне, и сами их обучали на своё усмотрение. Церковь была не против. Находились, разумеется, и те, кто осознал ошибку своего выбора, те, кто отказался от жетона, однако про них особо не вспоминали.

Вдруг раздалось странное шипение, эдакое протяжное «хш-ш-ш-ш-ш-ш-ш», и гигант поднял голову. Его лицо было полностью замотано старым, грязным бинтом, сквозь ткань виднелись только глаза, — две стеклянные линзы серого цвета, тускло блестевшие в свете огня. Голос, последовавший за «хш-ш-ш-ш-ш-ш-ш» звучал странно, но ни Райла, ни Клеменс не смогли бы объяснить, почему.

— Кассандра Трюн, — заговорил гигант, — Богдан Леншек, Анна из Крюда, Йонатан Миллер, Арчибальд Най. Погибли, сражаясь с чудовищами.

Завершив скорбный список новым «хш-ш-ш-ш-ш-ш-ш», Голем из Беркагоста вновь уронил голову на грудь. Какое-то время два других охотника молчали удивлённые.

— Теперь нам известно, что он умеет говорить, — хмыкнула Райла.

Покончив с перечислениями павших, они стали повествовать друг другу о иных новостях, преимущественно печальных и тревожных. Бывший профессор астрономии большую часть своей новой жизни провёл в пределах родной страны, он путешествовал по Архаддиру в фургоне и искал выгодные предложения, прежде всего у аристократов, желавших раздобыть себе чучело жуткой твари, куда более необычной и опасной, нежели кабан, волк или медведь. Порой ему крупно везло, а в остальное время перебивался охотой на всякую мелочь, досаждавшую пейзанам. Райла открыто сказал новому знакомцу, что он потакает собственному безумию, занимаясь подобной ерундой. Люпьен пожал плечами, ответив, что бессилен бороться с призванием.

По его словам, дела в Архаддире обстояли куда как тяжело, страна так и не оправилась от потери юго-западных земель, правящая династия прервалась, а аристократы начали междоусобные войны за право на корону. Многие из них возводили свои родословные к старой имперской знати, ко временам основания королевств после Войн Веры; другие, менее родовитые, опирались на свою нынешнюю власть. Усобица была кровавой. Единственным человеком, чьей волей Архаддир всё ещё существовал как единое государство, неожиданно оказался дворянин, прежде не имевший ни особой власти, ни политического веса, ни родовитых предков.

Его звали Бален Бланш, сеньор де Мальфет, исполинский толстяк каких не видывал свет. До падения короны он оказался обласкан последним королём династии Зельцбургов Маэкарном и служил архаддирским послом при дворе ненавистного Радована Багряного. Худородный купец, женившийся на бедной дворянке и привлёкший к себе внимание, прежде всего, необъятным брюхом да огромным ростом. Говорили, что король просто хотел посмотреть на диковинку поближе, а Бланш воспользовался этим чтобы подольститься.

Во времена смуты, после ужаса Касрагонта, каким-то чудом именно он сплотил вокруг себя армию, паникующее дворянство, и смог остановить риденский марш на Парс-де-ре-Наль. Позже гигант каким-то образом расправился с несколькими могущественнейшими аристократами Архаддира: графами, герцогами, маркизами, воевавшими за корону вместо защиты земель и подданных. Бланш казнил их под ликующие возгласы толп, и принял титул коннетабля Архаддира. Теперь он сидел в столице и правил ровно король без короны.

— Как с продовольствием?

— Терпимо пока, но знаете, — привычка изъясняться витиевато оставила профессора под давлением тревог, его лицо сделалось напряжённым, а взгляд протирал дыру в стене левее головы Райлы, — недород в Диморисе, — это голод ещё и в Шехвере. Все знают, какие там скудные земли, и какие острые сабли.

Райла понимала очень хорошо. Для диморисиецев их северо-западные соседи являлись источником вечных тревог и бед. Люди Шехвера были воинственны, а их король Хансельд — самым воинственным из всех. Когда голод покажет зубы, он не будет думать долго, прежде чем напасть на ослабленный Архаддир. При этом Радован Багряный сможет возобновить свои поползновения и тогда королевству настанет конец.

— Словно этого было мало, — продолжал Люпьен после глотка коньяка, — у нас ведь и с Соломеей огромная граница. Вы понимаете, мадемуазель, к чему это приведёт?

— Разумеется.

Княжество Соломея едва ли грозило Архаддиру войной, но там случилась своя беда, — катормарский мор вернулся к Вестеррайх через соломейские морские врата. Точно никто ничего не знал, но поговаривали, что в столичный порт вошёл торговый корабль из Изумрудного халифата, а через три дня появились первые люди в кровоподтёках. Светлый князь закрыл город немедленно, этот человек понимал цену каждому часу, однако было уже поздно, ведь пока зараза не проявила себя, некоторые больные успели покинуть Алиостр. Да и потом многие ухитрялись сбегать, пока на всех дорогах не встали кордоны. Древняя столица уже несколько месяцев кровоточила и агонизировала, а пегая кобыла скакала на юг и запад, гоня перед собой волны объятого ужасом народа.