Жертвуя малым (СИ) - Медейрос Вольга Страница 39

В склепе было мрачно. Сухо шуршали воздухозаборники, не позволяя вони стать совсем уж невыносимой. И все же запашок тут стоял еще тот. Я прижала к лицу щедро смоченный благовониями платок, разглядывая длинные каменные ящики, серые в тусклом электрическом свете. На крышке каждого был выбит трехзначный номер, одинаковый с номером тела, содержащимся внутри. Я еще только собиралась свериться со свитком, полученным от дежурного на входе, как Соль шагнул к одному из ящиков и легко сдвинул в сторону тяжелую каменную крышку. Из глубины пахнуло сильнее, но Соль даже не покривился, склоняясь над содержимым. Капюшон вампирского плаща мешал ему, нетерпеливым движением он сбросил его на плечи. Я, морщась, подошла к нему ближе и заглянула внутрь. И напоролась — как на пику — на яростный горящий взгляд. С уродливого, обтянутого пожелтевшей кожей черепа пырились на меня глазницы, внутри которых, как огонь в тигле, полыхал этот живой, неукротимый, осмысленный человеческий взгляд. Я накололась на него, как бабочка на иглу энтомолога, и очень осторожно, словно боясь повредить проколотые тонким жалом органы, отступила, пытаясь сняться с него. Огонь в черепе сместился, давая мне волю, я сделала, не глядя, еще один широкий шаг назад, и остановилась, переводя под платком дух. Соль, упершись рукой в противоположный край ящика, едва не погрузился в него с головой, и ничто не смущало его: ни отвратительный вид мертвого тела, ни пламя в глазницах мертвеца, ни вонь полуразложившейся плоти.

— Мудрая, — прошептал он на языке плебеев, склоняясь над каменным гробом в позе страстного любовника, застывшего над ложем возлюбленной, — пожалуйста, позволь поговорить с тобой?

Он обращался к ней словами, не используя ни живую воду, ни препараты для того, чтобы войти в транс. Что отвечала ему мертвая старуха, и отвечала ли она что-нибудь вообще, я знать не могла. У нас мало времени, — вот единственное, что было мне доподлинно известно.

Соль задал свой вопрос, и некоторое время в склепе было тихо, лишь воздухозаборники невозмутимо всасывали прогорклую вонь. Наконец, Соль, вздохнув, отпрянул, становясь перед ящиком на колени, и принялся копаться в складках своего балахона в поисках склянки с живой водой.

— Молчит, — сказал он. — Кора, помогай.

Сглотнув, я приблизилась к нему. Страх пополз по коже, от затылка по спине и ниже, ноги ослабели. В глубине души я верила, что Соль справится без меня, ведь он казался таким могущественным, таким самоуверенным! Став на колени рядом с ним, я принялась дрожащими руками выбирать предметы своего ремесла из специального походного чемоданчика. Соль помогал мне, быстро и ловко, он тоже понимал, что на счету каждая секунда. Донна, зачарованный ею инспектор и прочие сопровождающие ушли вперед, увлеченные содержательной беседой о финансовых сложностях провинциальной пенитенциарной системы, а я, ее дипломница, и вампир-помощник задержались, привлеченные необычной личностью преступницы. В нашем распоряжении едва ли десяток минут, пока нас не хватятся, и за этот короткий промежуток времени мне нужно умудриться провести допрос плебейки, чья тварная душа мертва уже целую неделю!

— Не бойся, — сказал мне Соль, разжигая спиртовую горелку, — она не причинит тебе вреда. Если ее дух поврежден настолько, что попробует завладеть твоим телом, он будет поглощен.

— Почему бы не поглотить его прямо сейчас? — дерзкая от страха, прошептала я. Мысль о том, что дух старухи может атаковать мое тело, пока я буду работать, прежде не приходила мне в голову.

— Так не узнать, что же рассказал ей Бран, — скривил губы Соль. — Не бойся, Кора, ты под защитой.

Вздохнув, я наполнила шприц живой водой. И замешкалась, соображая, куда бы ввести иглу в почти лишенном мягких тканей теле. Соль взял у меня из рук шприц и вонзил его в горящую огнем глазницу, прямиком в скисающий мозг. Взметнулась новая волна тошнотворной вони, я глубоко вдохнула ее и запах сгорающей в пламени спиртовки смеси из наркотических трав[12], и вышла за пределы собственной физики. Склеп, длинный и пустой, заполненный только одинаковыми серыми ящиками с номерками, вонь, тусклый свет, темные глаза Соля, в которых плясали крошечные отражения пламени спиртовки, полуразложившийся труп старухи с прилипшими к черепу редкими седыми волосами — все это мгновенно отступило. Я оказалась не в привычном мне по сатурним службам черном и космически-пустом месте, где ворковали души и веяло подземным дыханием вечности, а почему-то на поляне Гиблого леса, стоящей в его пожухлой траве в острой тени, отбрасываемой голыми ветвями. Свет был серый, сверху светлее, снизу темнее, серый и черно-белый, пронзительный и режущий. Заслышав шорох за спиной, я резко обернулась, заставив траву у ног зашелестеть с металлическим звоном, и увидела пожилую женщину, сидящую на трухлявом стволе поваленного дерева. У нее не было кожи на половине головы, вместо нее ровно и беспощадно белела кость черепа; не было глаза и левой щеки, но ничто не мешало ей прижимать к темным губам изогнутую трубку и выдыхать густой вонючий дым. Волосы на второй половине головы у нее были косматые и огненные, пестрый сарафан оставлял открытыми загорелые до красноты плечи и руки, на икрах обутых в грубые сандалии ног курчавились медные волосы. Лучи серого солнца падали на нее отвесно сквозь слабую преграду из голых ветвей: двойная тень колебалась у ног. Взгляд одинокого целого глаза был сумрачен, тяжел и полон жизни. Смущенная необычностью обстановки, в первые мгновения я растерялась.

— Назовись! — наконец, приказала я на языке плебеев.

Старуха глубоко затянулась и выпустила новую порцию сизого дыма.

— Ты знаешь, кто я, маленькая жрица. Спрашивай о том, за чем пришла.

Но я колебалась. В хриплом тоне, каким старуха говорила со мной, не было вражды, только глубокое чувство собственного достоинства. Как будто мы были на равных: я, дерзкая гостья, и она — готовая приветить меня, несмотря ни на что, хозяйка.

— Ты нарушила закон, отправившись в Гиблый лес, чтобы упокоить сына-преступника. Ты помнишь, как это было?

— О да, — и новые клубы дыма вырвались из ее рта. Двойная тень у ее ног качнулась.

— Он что-нибудь сказал тебе перед тем, как ты отпустила его дух на волю без должного на то позволения?

— Смотри хорошенько, жрица, — с легкой, но скорее грустной, нежели обидной усмешкой проговорила неупокоенная. — Его дух по-прежнему здесь.

Тень снова качнулась, и я увидела, наконец, две головы на одних плечах. Одна — гротескная и уродливая — принадлежала, несомненно, моей визави, вторая — большая и кудлатая — мужчине?..

— Я забрала его с собой, сына-преступника, дожидаться, пока тот, кто привел тебя сюда, освободит всех нас.

— Твой сын, я могу говорить с ним?

Плебейка медленно покачала головой. Ее одинокий глаз смотрел печально и влажно.

— Истина, которую ты хочешь узнать, была отдана на хранение тому, кто пришел в Гиблый лес вместе со мной. Сын ждал другого, проклятого мною, боялся, что не сохранит тайну до его прихода. Он отдал сокровище, за которое заплатил жизнью, моему спутнику, коего разумел другом себе и тому, другому. Отдал, как он разумел, в надежные руки. Теперь ни он, ни я не владеем ничем. Ты зря пришла сюда, рискуя, маленькая жрица. Зря взяла на себя смелость говорить с голодными духами. — Темные губы ее, сморщившись, разошлись, обнажая крупные желтые зубы. Я похолодела, но старуха, склонив к плечу голову, улыбнулась, глядя мне за плечо. — Ты под надежной защитой, жрица. Возможно, ты пришла все же не зря. Он скромен и не покажется, пока я не позволю, но он присутствует поблизости, охраняя тебя. Так передай же ему мои слова: я прокляла его, и слов своих назад взять не смогу, хотя и сожалею сейчас о сказанном. Сожалею потому, что сын желал ему успеха, даже приняв мучительное наказание, он не озлобился, до последних мгновений берег в себе человеческое, чтобы передать Светлому открывшуюся ему истину. Он и сейчас верит в то, что Светлому удастся совершить задуманное, отыскать Сокрытую и спасти Ее, и всех нас спасти, хотя, ты видишь, жрица, от сына моего мало, что осталось, — неупокоенная взмахнула свободной рукой, указывая на двуглавую тень. Силуэт круглой кудлатой головы чуть качнулся на траве. — Поэтому я хочу, чтобы он знал: уйти от моего проклятия он не сумеет. Я пожелала ему провала, пожелала потерять все, что ему дорого, испытать бессилие, какое довелось испытать мне, когда я узнала, что сын мой погиб и приговорен к страшной каре по вине пришельца. Этого ему не избежать. Но он сможет избыть проклятие, если каждый выберет правильно. Если с этой поры каждый причастный поступит так, как велит совесть, а не так, как выгодно, тогда — и только тогда — сила моего проклятия не будет иметь над Светлым власти. Ты передашь ему мои слова, маленькая жрица?