Птица несчастья - Лада Валентиновна Кутузова Страница 39

class="p">Здесь все носило отпечаток ирреальности. Пейзаж поражал сюрреализмом: бескрайнее поле травы, среди которой видны соцветия иван-чая, такое же бесконечное небо: идеальной синевы, без единого облачка. И между ними зависший металлический ящик, окруженный сиянием – заменитель солнца, которому не нашлось места. А еще гудящие адепты, не спускающие глаз с объекта поклонения.

– Бог из машины, – предположил Полкан.

– В каком смысле? – не понял Федор.

– В прямом, Федя, – Полкан, похоже, окончательно оклемался. – Некий предмет, который отвечает на запросы людей. Они ему молятся, он посылает в ответ разные штуковины.

– Такие чудные?!

– Так просьб-то много, – Полкан расправил плечи. – На всех не угодишь. А тут одним махом. Хотя этим, – он указал подбородком в сторону безымянных ходоков, – нравится.

На мгновение у Федора мелькнула мысль привести в чувство оставшихся в траве ходоков. Мелькнула и пропала: всем не поможешь, да и поздно уже. Почему-то осознание этого факта больно отозвалось в душе Федора: он предал детские идеалы, разом сделавшись взрослым. Когда-то мечтал стать великим волшебником и исполнить желания всех людей. Что ж, за него это сделал бог из машины, и Федору придется смириться, что он обычный человек, и соизмерять свои возможности.

Сейф разразился фейерверком, из него один за другим посыпались невообразимые вещи: кресло-качалка с приделанными к нему лыжами – наверное, на таком кресле можно зимой рассекать по сугробам. Вывалилась помесь вентилятора и секатора, затем показался тостер на пружинах. При каждом прыжке из тостера вылетали подпеченные хлебцы.

Федор поймал себя на том, что снова завороженно смотрит на сейф, и отвернулся: как бы все не повторилось.

– Ладно, пошли отсюда, – Максимус поправил рюкзак и первым зашагал подальше от бога из машины.

Глава девятая. Стратим

Они разбили лагерь, не дожидаясь вечера: нужно было отдохнуть. Максим чувствовал себя отвратительно: его словно пропустили через отжимные вальцы стиральной машины. Он равнодушно наблюдал, как Федор ищет сухие ветви, чтобы разжечь костер, но сам не пошевельнулся: усталость, физическая и душевная, взяла вверх над голодом.

Среди редких деревьев проглядывало небо, по которому плыли тяжелые тучи. Дул ветер, наверняка, он нагонит дождь, и следовало соорудить навес, но Максим мог лишь сидеть, тупо глядя перед собой. Путники прошагали всего пару часов, но дорога далась всем трудно, только Федор сохранил энергичность.

Полкан и Оля лежали немного поодаль, даже Симаргл притомился: высунул язык и тяжело дышал. Максим закрыл глаза и мысленно снова очутился в ангаре: бесконечные полки тянутся куда-то к небу. А на полках чего только нет: катушечные и кассетные магнитофоны, радиолы, приемники, патефоны, проигрыватели – все разных эпох и предназначений. Такое ощущение, что находишься в музее, где собрали всю технику.

Максим бродил вдоль полок, не в силах оторваться от зрелища, хотя никогда не гнался за вещами. Но тут было всего слишком: слишком много, слишком хорошо. Новенькая техника, к которой не прикасались руки человека, хромированные детали, пластмасса без малейшей царапинки. Дотронуться было страшно: вдруг останется потное пятно? Если бы не Федор, блуждал бы там Максим веки вечные.

При мыслях об этом его охватило беспокойство: в дебри Заручья ушли не худшие, а лучшие ходоки, которые надеялись открыть новые тайны зачарованного места. А теперь кто служит золоту, кто погряз в вещизме, сотворив новый культ. Но ведь Максим был равнодушен и к первому, и ко второму. Почему же не смог устоять перед соблазном?

Шевельнулся червячок сомнения. Может, Максим сам себя не знает? Может, дорвись он до денег, славы и власти, это выжгло бы каленым железом иудину печать в душе? Ведь скольких людей меняют огонь, вода и медные трубы! Сколько из них не проходят испытания, поддавшись соблазнам. Выходит, и Максим такой же.

Федор тем временем отварил оставшиеся макароны: вот и все, припасы закончились – на дне котелка осталось совсем немного еды на вечер. Максим хотел отказаться, но внезапно ощутил сосущую пустоту в животе: инстинкты начали возвращаться. После трапезы он почувствовал, как начинает отпускать: по телу разлилось тепло, закололо пальцы на ногах, из ушей точно вытащили затычки. И тут Федор сказал:

– Возвращайтесь. Алена бы не хотела, чтобы вы погибли из-за нее. И я не хочу.

– А ты? – Максим спросил не сразу, и Федор тоже ответил с опозданием: – Если надо, я тоже вернусь.

Максим замолчал: значит, Федора также проняло. Но сказать ничего не успел, за него это сделал Полкан:

– Мы все решили, Федя. Чего теперь душу травить?

– Пробьемся, Феденька, – попыталась улыбнуться Оля. – Где наша не пропадала!

Максим тоже хотел сказать что-нибудь ободряющее, но не смог выдавить из себя ни слова: все готовые для таких случаев фразы казались натужными и мелкими. Слишком многое вложено и потеряно, чтобы взять и отказаться от цели похода. Теперь путники пойдут до конца.

Максим помог Федору соорудить навес: мокнуть не хотелось. Как только натянули пленку, упали первые капли, а через несколько минут в небе точно опрокинулась цистерна с водой. Они впятером жались под навесом, и Максим впервые подумал о возникшем между ними братстве. Все они стали намного ближе друг к другу, чем в начале экспедиции. Вряд ли Максим станет писать письма Федору или Полкану, но он точно знал: беспокоиться об их судьбе, как и о судьбе Оли, будет.

Под утро дождь стих, и небо прояснилось. На скорую руку выпили чай с остатками варенья и доели макароны – ужин Максим с Федором успешно продрыхли. Теперь дорога проходила через сосновый бор. Идти было легко: это не смешанный лес, где можно ноги сломать – ступать по ягелю приятно, ноги так и пружинят. И видно все, как на ладони, и воздух такой, что хоть режь его и на хлеб намазывай.

Останавливались пару раз попить чай, к заварке Максим добавил брусничный и черничный лист для аромата. Симаргл отыскал целую полянку с боровиками, их сразу же запекли на огне. Затем часть убрали в пакет, остальные грибы Максим и Федор съели, слегка притупив голод. Ближе к вечеру путники вышли к оврагу.

Овраг простирался через весь бор: не особенно глубокий, с пологим спуском. Его склоны были пронизаны корнями сосен. Обходить смысла не было: овраг тянулся за зону видимости. Да и незачем: спуститься и подняться – дело нескольких минут, даже Полкан справится. Максим первым начал нисходить на дно балки.

Он не сразу понял, что местность изменилась. Резко потемнело, склоны оврага разрослись чуть ли не до центра земли, корни деревьев походили на гигантских змей. Максимом овладело скверное предчувствие: они снова вляпались. Оля