Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий Страница 4

Тогда я даже не думал, что через месяц не смогу себе представить хотя бы один день без нее, а через полгода готов буду убивать любого, кто мне помешает быть с ней, что буду жить нашими встречами и мечтать прикоснуться к её волосам хотя бы кончиками пальцев. Но едва пытался приблизиться – девчонка пятилась к стене, и я останавливался, боялся, что она уйдет. Да, я, блядь, боялся, что никогда не увижу её, а это было невозможно. Потому что знал – она мне необходима, как воздух или вода. Чувствовал зависимость, как от огненной мериды ядовитой и страшной, которая человека превращала в раба своего если хоть раз глоток дурмана сделает – навеки в плену этой дряни и останется.

  Я не спал ночами снова и снова пробираясь к стене, следил как одержимый за воротами. Я хотел знать кто она, как зовут, почему живет в Тиане вдали от Лассара? Хотел и понимал, что это невозможно потому что девчонка по ту сторону границы и в любой момент может начаться бойня с Одом Первым, возомнившим себя господином вселенной и стремящимся захватить нашу страну создать Соединенное Королевство. Мы находились в состоянии перманентной войны и уже несколько раз оборонялись от прорыва войска Белого Велиара на наши земли.

 Я назвал её Маалан. Как называли в моей стране маленькую птичку ярко-красного цвета, поющую только один раз в сутки на закате. Хрупкая и ослепительно красивая, как те самые несколько минут до исчезновения солнца. В те времена, когда еще не было Соединенного Королевства, существовало несколько языков. Мы говорили на Валласком. Когда Од Первый захватил близлежащие к Лассару земли он заставил всех говорить на лассарском, искореняя другие языки.

 Она приходила вместе со мной, иногда уже ждала там, а иногда ждал её я и сжимал в ярости кулаки, если ждать приходилось слишком долго, но она всегда приходила. Мы не сказали друг другу ни слова за несколько месяцев, и я даже не знал её имени, но мне было на напевать. Смотрел и понимал, что нахрен не нужны слова – мне бы волос её коснуться, зарыться в них пальцами и в глаза вблизи посмотреть. Утонуть на их глубине с камнем на шее весом в мою непонятную одержимость. Возвращался домой и есть не мог, кусок в горло не лез. На шлюх не смотрел, девок гнал. Иногда драл остервенело, слышал, как орет подо мной, а сам кайфа не получал. Кончал, а перед глазами она и от понимания, что с ней – никогда, выть волком хотелось. Ни одна на неё не похожа. Ни у одной нет таких волос и таких глаз. Ни у одной в Валласе. Да и во всем мире от Большой Бездны до Песков Огненных нет такой, как моя Маалан - это я точно знал. Только не моя она. Чужая. Вражеская. Моей не станет.

- Опять к ведьме ходил? - спрашивала Далия и хмурила тонкие черные брови.

- Ходил, - мрачно отвечал я, вспоминая как девчонка снова пятилась к стене, когда я ступал в воды Тио в жалкой надежде приблизиться. Зачем приходит ко мне, если боится? Можно подумать для меня проблема переплыть три метра, чтобы добраться до нее. Если я захочу меня не остановит ни один стрелок на этой долбаной стене. Но мне было мало хотеть – мне было нужно, чтобы она хотела.

- Надо отцу рассказать где ты лазишь по вечерам. Пусть всыплет тебе розг с шипами, да так чтоб до мяса и отобьет охоту на Лассарскую ведьму глазеть.

Далия прицелилась и попала в самое яблочко на мишени, выпрямилась, откинув толстую косу за плечо и триумфально опустила лук.

- Не ведьма она. А я не мальчишка, чтоб розги получать. Так ты брата любишь, да? Я ей тощий зад прикрываю, а она меня отцу заложить хочет?

- Потому что люблю. Страшно мне, брат. Ведьма она! Волосы у нее кровавые, а значит ведьма, жрецы так говорят. Они мне на рунах твое будущее показали – сгубит она тебя проклятая, а может и всех нас. Не ходи туда больше, Рейн. Забудь о ней. Тебе жена из наших нужна, чтоб сильная была, а не прозрачная, как пергамент с глазами как у кошки и каменным сердцем. Шеанны любить не умеют, только губить.

Я отобрал у Далии лук и сам, прицелившись выстрелил, расщепив ее стрелу на две части. Опустил руку.

- Не лезь в это, Дали. Просто не лезь.

- Как не лезть? Посмотри на себя в зеркало, Рейн - ты как сумасшедший, только вечера и ждешь, чтоб сучку эту увидеть. Чем только держит тебя?

- Ничем, - хмуро сказал я и сломал о колено вторую стрелу, - ничем и всем.

А потом впервые прикоснулся к ней и понял, что смотреть было ничтожно мало в сравнении с тем, что попробовал сейчас. Ее волосы на ощупь именно такими, как я представлял – нежнее шелка, а глаза еще ярче вблизи. Море в них. Адская бездна сочная и опасная. Она странная такая – ресницы мои трогала кончиками пальцев, а мне, блядь, показалась что это она душу дразнит. Осторожно, нежно, прикусив нижнюю губу и тяжело дыша, словно всегда мечтала делать именно это – касаться моих ресниц. Сказала что-то, а я за губами слежу и мне внутренности в узел стягивает от бешеного желания набросится на её рот и сминать его губами, чтоб капельки крови выступили от нашей одержимости друг другом. Руку мне на грудь положила, и я чувствую, как сердце ломает ребра и бросается в ее ладонь словно бешеное.

Она по губам моим пальцем проводит, а меня то в жар, то в холод и дикость по нарастающей, как пружина, сжатая в спираль, закручивается.

 Чем больше касался, тем сильнее пальцы ломало от желания под кожу ей влезть, проникнуть в неё, и я проникал языком в её рот, в ямочки на щеках, в ушко, нашептывая какая она сладкая и горькая. Смотрел в глаза, видел, как они закатываются от наслаждения, слышал, как шепчет мне что-то на своем языке и пожирал ее шепот, жадно задирая тонкое платье, скользя голодно по бедрам, сминая кожу. Такая нежная и бесстыжая: то отталкивает, то сама руки мои к себе на грудь кладет и трется сосками о ладони, а я одичавший от похоти готов ради неё со стены Лассарской вниз на камни, только бы смотрела вот так и шептала губами искусанными, перехватывала запястья мои, когда гладил между ног, умоляя позволить, а потом, когда переставала содрогаться в моих руках, пальцы облизывал и ей давал попробовать какая она совершенная во всем. Оседает послевкусием на зубах, на теле так, что запах её еще сутками чувствую и от счастья уносит. Я себе её хотел. Навсегда хотел. Женой моей. Только моей. Плевать кто она: девка простая, шеанна, аристократка. Я сын велеара и могу все к её ногам бросить и понимал, что несбыточно это и она, видать, понимала. Иногда уходил, а она за руку держит, не отпускает и в глазах морская гладь темнеет, как в ураган. Я не брал её, ласкал, дразнил, сам выл от бешеного желания, но не брал. Хотел. Видят боги, я мечтал об этом, но я берег, слишком обезумел, чтобы испортить то, что уже начал считать своим.

Вскоре отец вернулся из-за стены с радостным известием – Од Первый пообещал помощь в войне с Меером, напавшим на нас с Юга, чтобы отбить рудники с красным металлом, в обмен на это мы откроем торговые пути через Валлас к Большой Бездне. Этой же дорогой Од Первый проведет свою армию, и мы добьем ублюдка Меера и потопим его корабли. Мирный договор с Лассаром за долгие годы неприязни и конфликтов на границах. Это означало, что у нас с моей Маалан появилась надежда. Я жестоко ошибался, как и мой отец, как и все мы, потому что поверили Лассарскому подлому ублюдку. Мрази, которая предала нас…Мрази, чьей родной дочерью оказалась моя Маалан. И не Маалан она, а Одейя Виар. Велеария Лассарра.

В ту ночь я бежал по лесу, чувствуя запах гари и слыша издалека лязганье клинков, вой горна, топот копыт и ржание лошадей. Ветки цеплялись за мои волосы, хлестали по лицу, царапая щеки. Я задыхался, стараясь не думать…но мне уже воняло войной, этот смрад заполнял легкие и заставлял сердце судорожно сжиматься и разжиматься в груди. Как только услышал первые звуки горна, подскочил вместе с ней, все еще прижимая к себе, опутанный её волосами и руками. Еще не подозревая кого держу в своих объятиях. Да и нескоро узнаю. Совсем не скоро. Замер, не понимая слышится ли мне этот жуткий звук со стороны Валласа? На нас напали?

Я на ходу натягивал рубаху и целовал её руки, повязывая пояс, цепляя меч, забрасывая колчан за спину, снова целовал, зарываясь в роскошные волосы пальцами и шептал, что вернусь завтра, обещал, хоть она и не понимала меня, а внутри уже нарастал рев адреналина и страха.

Бросился вплавь через ледяную Тио и в лес, сломя голову к Валласу. Подвернул ногу, упал лицом в грязь, снова поднялся, смахивая липкую жижу со щеки, чем ближе город, тем сильнее вонь и мне уже слышны душераздирающие крики и мольбы о помощи. Горн не смолкает, и я точно знаю, что он раздается со стены замка. Сигнал бедствия, сигнал смерти. Самый страшный звук для меня тогда. Звук, после которого я уже больше ничего так не боялся. Звук, который превратил меня в того, кто я есть сейчас – Проклятого. И она проклята мною…как и весь её род, который я истреблю. Всех до единого.

  Ворота распахнуты настежь – Валлас полыхает в огне и тонет в крови моих братьев, моего народа. Повсюду белые знамена Лассарской армии и вакханалия смерти, она растекается ручьями к ногам, в ней чавкает подошва сапог и от неё выворачивает наизнанку. Смерть цвета ЕЁ волос. Я остановился, тяжело дыша и чувствуя, как начинает печь глаза и драть горло от понимания – нас предали. На нас напали те, кто должны были протянуть руку помощи. Мирный договор был нарушен именно сейчас, когда Валлас распахнул свои ворота для предателей и сам впустил смерть на улицы нашего города.