Мелани Джексон - Наваждение Страница 4

Теперь, когда она задумывалась над этим, то понимала, что в ее райском уголке долгое время не было змея-искусителя, зато было много дождя, пусть даже и без молний. Но как всегда бывало, современный мир стал вторгаться в ее Эдем, и рай постепенно терял свое очарование. На земле, где раньше цвели буйным цветом тропические цветы, пустили ростки роскошные виллы, которые так и оставались бы прелестными архитектурными шедеврами, не поселись там люди.

Ее уголок острова был населен преимущественно американскими экспатриантами, хорошо обеспеченными и беззаботными, — в основном детками трастовых фондов, которые не пожелали идти по стопам мамочек и папочек или производить им внуков, к именам которых крепились бы порядковые номера III или IV. Также встречались незадачливые первые жены, оказавшиеся за бортом, когда их бывшие муженьки отправлялись заглушать кризис среднего возраста покупкой дорогих безделушек, а домой возвращались с какими-то девицами — не в пример моложе и глупее — вместо ожидаемых шикарных машин и «ролексов». Было также несколько ветеранов Силиконовой долины, уставших отражать набеги корпоративных рейдеров, для которых новые приобретения были чем-то вроде кровавого спорта, особенно теперь, когда доткомы терпели крах и становились лакомой приманкой для акул бизнеса. Хотя, раз уж она об этом вспомнила, обитал на острове и один из таких убийц-разорителей доткомов Силиконовой долины.

Среди прочих была парочка бухгалтеров, также жертв «технобума», промышлявших составлением «липовой» отчетности, но однажды пришли официальные лица, которым это пришлось не по вкусу, и выслали исковые ордера. Был даже один парень, который зарабатывал на жизнь тем, что стал донором мочи для спортсменов-профессионалов, которые самостоятельно не могли пройти допинг-контроль. Все они были забавными соседями, легкими в общении, с аппетитами, присущими остальной части современного мира, но обладающими более умеренным метаболизмом. Они чем-то напоминали ей общество, в котором она росла, — люди, воспитанные в семьях, где слова «зима» и «лето» воспринимались не как времена года, а скорее как курортные сезоны, например «зимой — Вейл, летом — Хэмптонс», но которые от многого отказались ради более скромного, уединенного образа жизни. Они понимали, что географическая близость еще не означает дружбу.

Но кем бы они ни были в прошлом, сейчас все они стали духовными детьми Джимми Баффетта и невозмутимо, с удовольствием потягивают «Маргариту». Также мало они интересовались и ее жизнью. Что для нее было огромным плюсом. По правде говоря, эти люди не блистали интеллектом, соседские отношения носили весьма поверхностный характер, из-за чего она порой чувствовала себя одинокой, но в остальном была полностью довольна таким положением вещей. И уж тем более это было гораздо лучше того, как ей приходилось жить сейчас. Было гадко осознавать, что у нее и дома своего нет. Нинон вздохнула, кот тоже.

Несправедливо было бы утверждать, что все последнее время она не вылезает из захолустья, даже несмотря на то, что во время своего последнего приезда в Мексику сельскую она останавливалась в маленьком отеле в Гуанахуато около Музея мумий, который явно значился в почтовых справочниках ада.

Она затруднялась сказать, что побудило ее тогда посетить этот музей, поскольку ни в одной из легенд о воскрешениях мумии не значились, и, как правило, она избегала подобных мест — кладбищ и церквей, которые служили местами для поклонения культу мертвых. Ей хватило этого с головой на свое восемнадцатилетие. И тем не менее что-то заставило ее войти в это ужасное стеклянное здание, возведенное в честь мертвецов.

Предыстория возникновения музея была, с одной стороны, ужасна, а с другой, если вы любитель «черного» юмора, забавна. Эти несчастные останки откопали на кладбище Св. Себастиана еще в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году из-за задолженности по налогам перед местными органами власти, хотя каким образом стали бы мертвые платить налоги…

«Тебе же как-то это удается, — немедленно отозвался внутренний голос. — А ведь ты уже много веков как мертва».

От этих слов она испуганно хихикнула.

«А что, хорошая идея для комиссии по франшизному налогу, — тем временем продолжал голос. — Годичный кладбищенский сбор, которым облагается каждая семья в Америке. Его можно включить в билль о налоге на собственность. И если ты не уплатишь налог, то в наказание они выкопают твою любимую бабушку и сделают экспонатом музея».

Нинон зажала рот ладонью, чтобы хоть как-то унять жуткий смех, переходящий в кашель. Раньше она не находила тему смерти или налогов забавной — ни вместе, ни по отдельности. Это было одним из признаков того, что ее разум слабеет.

«В тот год выкопали сто девяносто девять душ, тела, захороненные в угле и извести, достали из усыпальниц и перевезли в новое здание на окраине города», — радостно вещал экскурсовод перед посетителями музея.

Стоило им начать поиски, как тут же нашлись другие кладбища, где мумификация тел произошла естественным путем, а посему их тоже откопали. В общей сложности вышло одна тысяча двести восемнадцать. Тела выкапывали и дальше до тех пор, пока в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году не были внесены поправки в закон, и практике взимания этого кладбищенского сбора был положен конец.

Если Нинон правильно поняла экскурсовода, чей испанский был настолько далек от литературного, насколько это вообще возможно, то есть свидетельства того, что пара людей были похоронены заживо. Эти несчастные проснулись в кошмарных гробах в удушливой темноте гробниц, куда поместили их тела. У одной бедняжки руки оказались подняты вверх, а на лице остались царапины от ногтей. Прижизненное погребение, вот как это называется. В наше время в условиях современной медицины подобное встречается не так часто. Если только, конечно, это кому-то не понадобится. Иногда во время революций солдаты торопились поскорее предать земле тела своих врагов, упокоить их в братских могилах. А уж психов с извращенным вкусом во все времена было предостаточно.

Нинон поежилась от этой мысли. Уж она-то знала, каково это воскресать из мертвых в одиночестве и темноте.

Все экспонаты музея производили гнетущее впечатление. На многих телах не было одежды, за исключением разве что туфель и носков. Но самое неизгладимое впечатление на нее произвело иссушенное тело беременной женщины. Экскурсовод, игнорируя либо уже перестав замечать ужас в глазах посетителей, тем временем рассказывал о природной засоленности и нитрации почвы, что и вызывает мумификацию тел. Нинон склонилась к витрине, в которой находилась самая молодая мумия в мире, и ощутила знакомую тяжесть неприязненного взгляда. А поскольку единственный мужчина в зале был давно мертв, да к тому же без глаз, она испытала привычный ужас. Оцепенение поползло по телу, делая ее холодной и слабой, словно жертва вампира. Никогда ее страх не оказывался беспричинным либо вызванным неуемной фантазией. Она не могла ошибиться — интуиция слишком часто предупреждала ее о надвигающейся опасности, посылая леденящие тело сигналы, предвестники беды. Она всякий раз ощущала, когда Сен-Жермен прокрадывался в ее сны. Сон превращался в полумрак, в котором двигались жуткие тени, в бесконечный коридор, освещенный лишь призрачным светом Рук Славы, завоеванных его отцом. Но никогда раньше он не приходил днем, с тех самых пор как она сбежала из Нового Орлеана. Это было плохим знаком. Это означало, что круг его поисков сужается.

Она немедленно покинула Гуанахуато и отправилась в пустыню Чихуахуа, потому что до нее долетели слухи о странных ритуалах, проводимых там во время летних гроз, как то воскрешение мертвых, изменение облика, левитация. А еще потому, что гостиничному клерку она сказала, будто поедет совсем в другом направлении. Для стремительного бегства из города, отказа от долгожданного душа в номере отеля не было конкретных причин, за исключением разве что обостренного чувства опасности, которое говорило о том, что преследователь дышит ей в затылок и что снова нужно бежать как можно быстрее и как можно дальше.

Элистер — нет, теперь уже Коразон — не горел желанием снова отправляться в дальний путь на их видавшем виды джипе, заслуженном ветеране автомобилестроения, который наверняка одним из первых сошел с ленты конвейера и, конечно же, был напрочь лишен такой мелочи, как амортизаторы. Поначалу кота хоть как-то развлекали птицы в шипах агав и нелепый вид мексиканской луговой собачки. Когда они проехали длинный, в форме трубки кактус, неотъемлемую часть настоящей пустыни, он перестал разглядывать наскучивший пейзаж и снова задремал. Это было мудрым решением, так как, чтобы быть на высоте, кот нуждался в восемнадцати часах полноценного сна.

Нинон понимающе охнула и полезла в сумочку за лакричной конфетой, чтобы смягчить кашель. По вкусу конфета напоминала анисовое драже, которые она обычно ела на ночь, чтобы освежить дыхание перед встречей с любовником. Конфета растаяла на языке и растеклась во рту сладким вкусом лакрицы. Этот вкус не соответствовал миру вокруг. Место, в котором они сейчас находились, было скорее горьким, нежели сладким. Оно резало глаза, во рту стоял неприятный привкус. Более мягкая природа казалась ей почти съедобной, любое растение можно было использовать для кулинарных изысков. Таким был берег ее детства: залитые солнцем земляничные поля, заросли апельсиновых деревьев, выращиваемых в теплицах, молочные фермы с нежнейшей травой, где фермеры делали широкие круги козьего сыра и пекли домашний ржаной хлеб, которым угощали путников и школьниц-беглянок. А потом были цветочные просторы лугов в Грассе…