Дело о девяти колотых ранах (СИ) - Куницына Лариса Страница 4

Он тоже удалился, а в комнату заглянул сыщик магистрата и сообщил, что свидетели задержаны и ожидают допроса.

— Это ты вёл дело? — спросил Марк, поманив его к себе.

— Верно, ваше сиятельство, — кивнул тот, неуверенно подойдя ближе. — Меня зовут Шалон. Всё выглядело так странно, что я сразу подумал, уж не колдовство ли это, а потом и свидетели начали твердить, что эта Прежан настоящая ведьма.

— И она во всём созналась, — продолжил Марк.

— Не сразу. Сначала ругалась и всё отрицала, но стоило нам чуть нажать…

— Что значит нажать?

— Мы подвесили её на дыбу и через пару часов она созналась. Потом отказалась от показаний, и потом снова повторила признание.

— А она стойкая… — пробормотал Марк. — Тебе ведь известно, что применение пытки допустимо только для прояснения значимых деталей при наличии уверенности в виновности преступника? Что же придало тебе такую уверенность, что ты повесил женщину на дыбу?

— Давайте я расскажу вам всё по порядку, ваше сиятельство, — предложил сыщик и, повинуясь жесту графа, сел на стул. — Агата Прежан прослужила у кавалера Грегуара де Мева почти десять лет. Он взял её к себе горничной, когда ей было лет пятнадцать. Она была довольно хорошенькой и вскоре между ними завязались любовные отношения. Примерно три года назад она простудилась и долго болела, да так и не оправилась от болезни полностью. Она исхудала, постоянно кашляла, ей становилось всё хуже, пока, наконец, хозяину это не надоело, и он выгнал её, взяв себе новую горничную Изабель Сенье. Агата Прежан была оскорблена этим и, когда уходила, ругала хозяина, на чём свет стоит, да так, что это слышали все соседи. Они, потревоженные её бранью, даже грозились вызвать стражников. Уходя, она прокляла де Мева и действительно угрожала убить его и продать душу дьяволу.

— Ну, угрожать — не значит сделать, — заметил Марк. — С чего ты взял, что де Мев умер от её руки?

— Да как же это можно было сделать, не прибегая к колдовству? Однажды утром Изабель Сенье пришла будить хозяина. Дверь в спальню была заперта, на её стук и крики он не отзывался. Тогда она позвала лакея Пьера Сокаля, и он взломал дверь. На кровати они обнаружили уже остывшее тело хозяина. На его груди и животе было девять одинаковых ран, по три в ряд на равном расстоянии. Они выбежали на улицу и стали звать на помощь. Я внимательно осмотрел всё в доме. Дверь действительно была взломана снаружи, засов выбит с куском косяка, значит, до этого был задвинут. Покойник лежал на кровати, глаза открыты, на лице — выражение крайнего изумления.

— Каким орудием были нанесены раны?

— Там не было никакого орудия! Даже крови на постели почти не было.

— Как это? — насторожился Марк.

— В том то и дело! Раны глубокие, а крови нет, орудия нет, слуги ничего не слышали и не видели. Тюремный врач, осмотрев раны, сказал, что они нанесены не кинжалом или мечом, а чем-то похожим на круглую пику, не с плоским наконечником, а, вроде как, чем-то похожим на большую иглу. Тут я и подумал, что это, должно быть, колдовство. Я слышал, что несколько лет назад сожгли колдуна, который убивал честных людей, втыкая иглы в восковую куклу, и тогда были такие же раны. Я опросил соседей, и они сказали, что девица Прежан была нелюдима и часто со всеми ссорилась. Однажды поругалась с возчиком из-за того, что он, проезжая мимо, обрызгал её грязью, а потом его телега сломалась возле её дома, и он на всю улицу возмущался, что у этой ведьмы дурной глаз и она его прокляла. Я разыскал этого возчика, и он всё подтвердил. А кошка и верно сбежала. Я пытался её поймать, но эта тварь расцарапала мне все руки и ускользнула. Соседи сказали, что Прежан была добра только к своей кошке, постоянно ласкала её и, даже если сама голодала, отдавала ей последний кусок. С чего бы такой злобной карге так баловать простую кошку?

— Ты сказал: последний кусок. Значит, она не кормила её собственной кровью?

— Может, и кормила, кто ж теперь скажет, что она делала у себя за закрытыми дверьми?

— Но с чего ты взял, что такое возможно?

— Я этого не говорил! Это уже господин прокурор выяснил. Он потом ещё несколько раз допрашивал её, но я при этом не присутствовал.

Марк какое-то время задумчиво смотрел в маленькое оконце под потолком, забранное решёткой, перебирая изложенные Шалоном факты, а тот, озабоченный его молчанием, торопливо проговорил:

— Вот и выходит, ваше сиятельство, что Прежан имела мотив для убийства, была замечена на колдовстве, убит покойный явным колдовским способом, да к тому же она созналась. Что тут ещё думать?

— У де Мева были враги? Что он был за человек?

— Насчёт врагов не знаю, но то, что он был ещё тот грубиян и проныра, это точно. Говорят, что и эту Агату он нередко поколачивал, так что ей было за что мстить.

— То есть его связи и наличие врагов вы не проверяли?

— Зачем? — опешил сыщик.

— Чтоб выяснить, не было ли в его окружении ещё кого-то, у кого были мотив и возможность его убить. Что у нас получается? Он выгнал на улицу больную служанку, которая на прощание в отчаянии наговорила ему всяких глупостей. Жила она одна, кроме кошки не было рядом никого, кто был бы с ней добр, ссорилась с соседями, хотя ещё вопрос, кто был зачинщиком ссор. Потом убивают её бывшего хозяина, орудие преступления не нашли, крови на постели нет. Зато в доме женщины находят воск и иголки, и из этого делается вывод, что это она убила в запертой комнате здорового мужчину? Где связь между этими фактами? С чего вы взяли, что это она? Потому что на улице рядом с её домом сломалась телега, и грубиян-возчик, окативший её грязью, орал и оскорблял её?

— Так… Колдовство есть колдовство, ваше сиятельство. Мы ж нашли ведьму и она созналась.

— А ты сам на дыбе бывал? — неожиданно зловещим тоном спросил граф. — Может, пройдёмся до камеры пыток, и я посмотрю, что ты запоёшь, повисев там пару часов. Я знаю, что это такое, потому и не верю тому, что говорят под пыткой.

— Вам виднее, господин граф, — испуганно пробормотал сыщик, смущённый его гневом.

— Пока я вижу, что расследование проведено из рук вон плохо. Надеюсь, ты тщательно обследовал место преступления и всё описал в протоколе, поскольку за время, которое прошло с тех пор, многие улики уже утрачены. Где одежда жертвы и другие вещественные доказательства?

— Они у господина прокурора.

— Скажи ему, что он обязан немедля доставить всё в Серую башню. Где труп?

— Похоронен на северном кладбище для бедноты. Родни у него не было. В доме нашлось мало денег, только и хватило на скромное погребение.

— Кто из свидетелей сегодня вызван?

— Горничная Изабель Сенье, лакей Пьер Сокаль, сосед де Мева кавалер де Руа, бывший с ним в приятельских отношениях, владелица булочной в соседнем доме Катрин Фурже. Так же вызваны соседи Агаты Прежан и тот возчик. Ах, да, он сбежал… Я его найду.

— Не трудись, для него же будет лучше, если он больше не попадётся мне на глаза. Позови сюда горничную.

Изабель Сенье оказалась красивой румяной девицей, наряженной в платье из лилового атласа. На пышной груди у неё красовался оправленный в золото кабошон из бирюзы, подчёркивающий яркую голубизну её глаз. Она с готовностью поведала господину графу о том, что произошло тем утром, когда они с лакеем Пьером обнаружили в спальне мёртвого хозяина. Её рассказ мало отличался от того, что Марк узнал от сыщика.

— Скажи-ка мне, красавица, — ласково улыбнулся Марк, — а как обычно проходило утро в вашем доме?

— Обычно я вставала первой и будила Пьера, чтоб он почистил камин и достал из сундука одежду для хозяина, а сама шла готовить завтрак. Когда всё было готово, я шла будить господина де Мева.

— В какое время ты обычно вставала? Рано утром?

— Нет, хозяин приходил поздно и поздно же вставал, так что ближе к полудню, — простодушно ответила она.

— И как же ты его будила? — игриво уточнил он.

Она изобразила смущение и пожала плечами.

— Входила в спальню, если светло, раздёргивала портьеры, темно — ставила на стол свечу и говорила, что пора вставать.