Дин Кунц - Вторжение Страница 4

Никогда прежде она не была такой бодрой, с совершенно ясной головой. Интуиция, сердце и разум в этот момент стали единым целым, не тянули в разные стороны, а такое, исходя из двадцативосьмилетнего опыта, случалось с нею крайне редко.

Беспрецедентный сентябрьский ливень, странное поведение койотов, прежде всего столь несвойственная им кротость, не поддавались логическому объяснению. И потому, чтобы разобраться, требовалась смелость, а не осторожность.

Если бы ее сердце продолжало ускорять свой бег, она, скорее всего, не повернула бы ручку. Но при мысли о том, что ручку нужно повернуть, Молли вдруг ощутила разливающееся по телу спокойствие. Число ударов сердца сократилось, пусть каждый из них и бил наотмашь.

В некоторых китайских диалектах один иероглиф обозначает как опасность, так и благоприятную возможность. В тот момент, как никогда прежде, она пребывала в китайском состоянии ума.

Она открыла дверь.

Койоты, их собралось уже чуть ли не два десятка, не напали на нее, не зарычали. Даже не ощерились.

Изумленная как их поведением, так и собственным, Молли переступила порог. Вышла на крыльцо.

Словно домашние собаки, койоты раздвинулись, освобождая ей место, и, похоже, обрадовались ее компании.

Изумление Молли еще не заставило забыть об осторожности. Она стояла, скрестив руки на груди. Но чувствовала: протяни она руку зверям, они только потыкались бы в нее мордами и облизнули.

Койоты нервно поглядывали то на женщину, то на лес. Их учащенное дыхание вызывалось не усталостью после долгого бега, но острым чувством тревоги.

Что-то в залитом дождем лесу пугало их. И, очевидно, страх этот был столь сильным, что они не решились отреагировать на него привычным рычанием и вздыбленной шерстью.

Вместо этого они дрожали и жалобно повизгивали. Уши не прижимались к голове, сигнализируя об агрессивных намерениях, а стояли торчком, словно даже сквозь шум дождя они стремились услышать дыхание и шаги приближающегося хищника.

С хвостами между задних лап, с подрагивающими боками, они кружили по крыльцу, не останавливаясь ни на мгновение. И все как один, казалось, были готовы в любой момент упасть на деревянные доски и, перекатившись на спину, выставить животы, чтобы предотвратить атаку яростного врага.

Кружа по крыльцу, койоты терлись и о Молли, черпая в этом ту же поддержку, что и от контакта друг с другом. И хотя глаза их оставались звериными, она видела в них ту же доверчивую надежду и стремление к дружбе, что легко читаются в глазах самых добрых собак.

Молли захлестнул поток странных эмоций, которые она не испытывала раньше, а если и испытывала, то никогда еще они не проявлялись с такой интенсивностью. Все ее существо ждало свершения чуда. И она вдруг ощутила полное единение с природой.

Сырой воздух стал еще гуще от запахов мокрой шерсти и мускуса.

Молли подумала о Диане, римской богине охоты, которую художники часто изображали в окружении волков, возглавляющей стаю в преследовании дичи по залитым лунным светом полям и лесам.

Осознание полнейшей взаимосвязи всех элементов сотворенного мира поднялось не из глубин сознания, не из сердца, а из мельчайших структур ее существа, словно миллиарды ее клеток отреагировали микроскопическими приливами цитоплазмы на койотов, необычный ливень, залитый светящейся водой лес, точно так же, как океаны Земли реагируют на Луну.

Ничего подобного Молли никогда не испытывала, и момент этот, загадочный и даже мистический, наполнил ее трепетным восторгом, она почувствовала ни с чем не сравнимую радость. Дыхание ее стало прерывистым, ноги начали подгибаться.

А потом всех койотов внезапно охватил еще больший ужас в сравнении с тем, что выгнал их из леса. С паническим визгом они покинули крыльцо.

Когда пробегали мимо, мокрые хвосты хлестали Молли по ногам. Некоторые с надеждой вскинули головы, посмотрели на женщину, словно она могла понять причину их страха и спасти от врага, настоящего или воображаемого, который сорвал их с места, заставив обратиться в бегство.

Скатившись со ступенек, вновь оказавшись под дождем, они помчались дальше плотной кучкой. Койоты не охотились, они сами превратились в дичь.

Мокрая шерсть облепляла бока, открывая контуры костей и мышц. Прежде Молли воспринимала койотов агрессивными и опасными, но эти могли вызвать только жалость.

Молли подошла к лестнице, глядя вслед койотам с трудом подавила иррациональное, противоречивое здравому смыслу желание последовать за ними.

Убегая в ночь, в лес, в фосфоресцирующий дождь, койоты то и дело оглядывались, но смотрели не на дом, а куда то выше, на гребень горы. Они уловили запах преследователя, вот и обратились в бегство, лавируя между соснами, быстрые и молчаливые, как серые призраки. Несколько мгновений, и они исчезли.

По телу Молли пробежал холодок. Она обхватила себя руками и шумно выдохнула, не подозревая, что надолго задержала дыхание.

Она настороженно ждала, но никто и ничто не последовало за стаей.

В этих горах у койотов не было естественных врагов, способных бросить им вызов. Несколько оставшихся медведей питались дикими фруктами, клубнями, сладкими корешками. Если они и охотились, то на рыбу. Рысей в непосредственной близости от человека выжило больше, чем медведей, но они кормились зайцами и грызунами и не стали бы преследовать другого хищника ради еды или забавы.

Мускусный запах койотов остался на крыльце и после их бегства. Более того, он не ослабел, наоборот, усиливался.

Стоя на верхней ступеньке, Молли вытянула руку, выведя кисть из-под крыши. В эту прохладную осеннюю ночь мерцающий дождь, обволакивающий пальцы, оказался на удивление теплым.

Фосфоресцирующая вода выделила морщинки на тыльной стороне ладони.

Она перевернула руку. Линии головы, сердца, жизни светились ярче, чем остальная рука, внезапно наполнившись таинственным смыслом, словно среди ее предков, о чем она раньше не подозревала, оказалась цыганка, которая теперь призывала Молли предсказать по ладони собственное будущее.

Когда же она убрала руку из-под дождя и понюхала ее, то уловила тот самый запах, который ранее приписывала койотам. Не духи, разумеется, но не очень уж и неприятный, чем-то напоминающий запахи на рынке специй.

С таким запахом встречаться ей не доводилось. Однако в сложной палитре этого уникального запаха Молли уловила очень знакомую составляющую. Но попытки идентифицировать ее ни к чему не привели. Память никак не хотела ей помочь.

Хотя пахнул дождь смесью эссенций и экзотических масел, но по консистенции и ощущениям на коже ничем не отличался от простой воды. Она потерла мокрые большой и указательный пальцы друг о друга и не почувствовала ничего необычного.