Ольга Романовская - Песочные часы Страница 4

В школе организовали сборочный пункт пленных. Приглядевшись, я поняла, что здесь были в основном женщины и дети. Очень много молоденьких девушек. Связаны далеко не все, некоторые, сжавшись в комочек, просто тихо скулят в сторонке. Никого старше сорока, основная возрастная группа: от семнадцати до двадцати пяти. Дети — подростки, почти одни мальчики. Ни одной девочки моложе пятнадцати я не заметила, что наводило на определенные мысли. Они брали только тех девушек, которые вступили в детородный возраст или у кого он должен был наступить максимум через год. Нас, этих несчастных, от пятнадцати до двадцати, держали отдельно под усиленной охраной, словно особо ценный товар.

С улицы доносился какой-то шум, слышался задорный посвист наездников, чьи-то крики, обрывавшиеся на высокой ноте, ругательства, шипение и треск, но выглянуть наружу и посмотреть, что там творится, мы не могли.

Прибывали все новые и новые партии пленных; их сортировали и разводили по бывшим классам.

Часа через два меня развязали. Но обрадовалась я рано: ноги тут же спутали специальным кожаным шнуром, будто лошади, и завязали хитроумным узлом.

Вечером нас покормили и велели ложиться спать.

Разбудили на рассвете, построили в шеренги и начали заносить в списки. На каждого заполнялся опросный лист с указанием имени, происхождения, пола, возраста, перенесенных болезней, внешности и особых примет. Потом нам выдавался номер, соответствующий номеру нашего листа. Он выводился смесью угля и хны на лопатках, так, чтобы не смыло дождем, и неудобно было стереть.

Меня, среди прочих девушек, загнали в зарешеченную повозку, привязали руки к специальным кольцам, вделанным в борта и потолок. Мне повезло: я стояла у борта, не пришлось терпеть мучения, причиняемые затекшими, поднятыми над головой руками.

На козлы сели двое солдат, оба с кожей, отливающей медью, темноволосые с необычными светлыми прядками, у одного на макушке, у другого за ухом. Еще двое примостились на облучке. Щелкнул кнут, и, влекомая парой мулов, повозка тронулась в сторону ворот.

Со слезами я смотрела на то, что осталось от моего города, от того, что мне было дорого. Не все тела защитников успели убрать, и они темнели то справа, то слева, замерев в самых причудливых позах.

Жадно пили воду из разбитого фонтана драконы с яркими алыми гребнями, весело переговаривались их наездники, сытые, довольные, смывшие с себя кровь, гарь и копоть. Нервно косились на драконов холеные лошади с мохнатыми бабками, высокие, с блестящими миндалевидными карими глазами; их выгуливали солдаты в серо-зеленом обмундировании.

А вот и еще одна изюминка араргской армии — спесивые волшебники. На каждый батальон полагалось по одному магу; я видела четверых, значит, в город вошло минимум два полка.

Почему я поняла, что передо мной волшебники? По подвеске-октаэдру, выпущенной поверх теплой меховой куртки. Может, сословная школа и не блистала глубиной преподавания, но об этом знаке нам рассказывали.

Один из магов лениво отделился от товарищей и направился к нам. Прикосновение к перстню на левой руке, какие-то движения пальцев — и пространство с легким щелчком искажается, поглощая нашу повозку. Мы, тридцать девчонок, завизжали, в ужасе закрыв глаза. Еще бы, до этого мы ни разу не видели активизированного портала.

В лицо ударил свежий ветер. Морской бриз, но тогда я еще не знала, что он вообще существует: я же никогда не видела моря.

Я осторожно открыла глаза и увидела, что наша повозка взбирается на холм.

Практически никакой растительности, только камни и занесенные снегом кусты вереска.

Внизу, еще не полностью скованное морозом, темнело море. Я с восхищением смотрела на него, бескрайнее, прекрасное и пугающее, покрытое тонкой корочкой льда, с обширными полыньями у берега, с темными пятнами островов и мелкими бусинками кораблей. Араргцы были чуть ли не единственными мореходами, которые отваживались выходить в море зимой. Еще бы, ведь у них были маги и лучшие мастера, регулярно снабжавшие их новыми изобретениями. Но с кораблями оказалось все просто: либо к носу привязывали дракона, заодно использовавшегося в качестве тягловой силы и наступательного вооружения, либо вешали вместо ростры специальный огненный артефакт.

Дорога кольцами змеи обвивала холм. Мы взбирались все выше и выше. Повозка покачивалась, будто грозясь скинуться в бездну.

Девочки притихли, некоторые, самые маленькие, всхлипывали. А я старалась запомнить малейшую деталь пейзажа. И не только потому, что все для меня было ново — я лелеяла мысль о побеге.

Наконец подъем закончился, и дорога побежала по относительно ровной местности.

Пустынно, голо и пустынно, будто здесь никто и не живет.

— Добро пожаловать на остров Хорс, девочки! — обернулся к нам один из солдат. — Ротики не разеваем и не скулим, скоро приедем.

Куда приедем, на горизонте нет ни намека на какое-то поселение?

Откуда оно выросло, я не поняла. Мы просто обогнули очередную каменную гряду, защищавшую от ледяных порывов ветра, и оказались у ворот крепости. Но почему ее возвели не на гряде, не на том холме над морем, а здесь, на равнине? Потом я поняла почему: строителям не нужно было господство над окружающей территорией, им важна была максимальная внутренняя и внешняя защита. Но вовсе не от врагов.

Форт опоясывал земляной вал, за ним высились известняковые стены без единой бойницы. И везде солдаты, вооруженные арбалетами. У тех, кто охранял ворота, были ружья.

Повозка остановилась. Возница соскочил с козел и предъявил человеку в серой форме с синей косой полосой на груди какую-то бумагу.

— А, новая партия, — лениво протянул тот, бегло просмотрев лист глазами. — Завози!

Заскрипели ворота, и мы миновали сначала земляной вал, а затем и недра стен крепости. Сгрузили нас на круглом дворе, по периметру обнесенном решеткой. Сгрудившись, как овцы, мы жались друг к другу, гадая, что же с нами сделают.

Прошло, наверное, полчаса, когда к нам вышла небольшая группка людей, судя по виду, гражданских, в сопровождении дюжины солдат. Скептически хмуря брови, они рассматривали нас, а потом велели солдатами разделить нас на партии и проводить перед ними по пять человек.

Нас бесстыдно рассматривали, щупали, делали комментарии по поводу внешности и производили первичный отбор: кого-то сразу отбраковывали в хыры (так в Арарге называли рабов, абсолютно бесправных, принадлежавших одновременно и хозяевам, и всем свободным араргцам), кого-то отводили для предметного осмотра во внутренние помещения форта.

Двор был полон стенаний, криков, иногда даже раздавались слова проклятий. Те, кто отчаянно сопротивлялись, царапали и кусали солдат, плевали в лица торговцев, немедленно становились хырами. Если такая девушка умудрялась причинить более-менее серьезный вред кому-то из араргцев, ее волокли к специальной скамье, привязывали и на глазах всех пороли. Если же обходилось без синяков и царапин, то, заработав пощечину или крепкое словцо, девушка получала в «подарок» ошейник с железным кольцом и металлические браслеты с такими же кольцами на руки и ноги. Их надевали прямо во дворе, балахон на шнуровке и набедренную повязку (больше хырам не разрешалось носить ничего, даже женщинам) выдавали позже, очевидно, после гигиенических процедур.