Анатолий Дроздов - Малохольный экстрасенс Страница 4

– Что у тебя к нему?

– Долг, – коротко отозвался тот.

– Много?

Хозяин торопливо выхватил из вазы на столике белоснежную бумажную салфетку и быстро написал на ней ряд цифр. Гость не спеша взял протянутый ему листок, взглянул и понимающе кивнул. Затем достал из кармана ручку и написал рядом еще несколько цифр. При виде их хозяин изменился в лице.

– Двадцать процентов! Да это… – он осекся.

– Что "это"? – сощурился гость.

Лысоватый сглотнул комок.

– Ладно, ладно… Пусть будет по-твоему. Не могу я сейчас через бандитов. Его папаша, знаешь, кто? Поэтому сынок совсем и отвязался – в глаза смеется. Если шумно – менты начнут под всех копать. Я согласен. Только побыстрее.

– Два месяца.

– Это много, – хозяин скривился, – а быстрее нельзя?

– Тогда познакомь меня с ним. Так, чтобы мы поговорили пару минут.

Хозяин покачал головой:

– Не получится. К нему сейчас не подступиться – папашин спецназ охраняет.

– Тогда два месяца, – жестко сказал гость.

Хозяин нехотя кивнул. Гость встал.

– Что, так ничего и не выпьешь? – остановил его хозяин.

– Воды, – согласился гость и снова присел, – минеральной. И со льдом.

Пил он медленно, с видимым удовольствием. Поставил пустой стакан на прозрачную столешницу.

– Телефон?

– Вот, – хозяин протянул ему узкий листок. – Звонить лучше по мобильному – отвечает сам. Иначе трубку возьмет секретарша или кто-то из сотрудников.

– Ну, это можно и через секретаршу, – улыбнулся гость. – Сигнал все равно передадут – дураков у нас везде много. Но раз хочешь самому… От тебя звонить можно?

– Нет! – хозяин изменился в лице. – По мобильному все звонки регистрируются – тут же вычислят.

– Хорошо, – гость встал. Хозяин поднялся тоже.

– Слушай, а зачем тебе его убирать? – вдруг спросил гость. – Через год, не позже, его папашу выгонят, это уж точно, тогда он сам к тебе прибежит. А так и долг потеряешь, да мне заплатишь сколько…

– Раз прошу, значит надо, – скривился хозяин. – Он не единственный мне должен, другие тоже хвостами крутить стали. Если этому сойдет, то я только на годовой отсрочке в пять раз больше потеряю.

– И одним большим ростовщиком станет меньше, – улыбнулся гость.

Хозяин болезненно скривился, и гость понял, что переборщил.

– Ладно. Все будет нормально. Как моя просьба? Помнишь?

– Ничего интересного, – пожал плечами хозяин, – все те же шарлатаны: сглаз, порча, еще там чего-то… Зачем они тебе?

– Эти незачем. А вот настоящий… Я уже не справляюсь сам – помощник нужен. К тебе и то только по старой дружбе…

– Будет что интересное – дам знать, – кивнул хозяин. Гость двинулся к двери.

– Подожди! А деньги? – хозяин взял со столика маленький колокольчик. – Сейчас принесут.

Гость остановился.

– Ты же знаешь: я вперед не беру.

– И не боишься? – легкая улыбка тронула губы хозяина. – Вдруг не заплатят? Как мне?

– Не боюсь, – гость глянул в глаза хозяину. Тот вздрогнул, заелозил руками в воздухе, и опустил глаза. – Мне, – гость подчеркнул голосом это "мне", – платят всегда.

Хозяин торопливо закивал и, не поднимая глаз, пошел следом. На крыльце дома они молча простились.

Та же машина с тем же мордатым водителем доставила неизвестного в сером костюме в аэропорт. Там он, отпустив водителя, зашел в зал ожидания и направился к крайнему из прикрепленных к мраморной стене телефонов-автоматов. Достал из кармана бумажку и быстро набрал номер.

В миг, когда в наушнике послышались длинные гудки, лицо его вдруг изменилось. Тонкие складки у рта вдруг обозначились резче и глубже, подбородок словно бы удлинился, а взгляд черных, прежде красивых глаз, стал каменно-тяжелым и непроницаемым.

– Да? – послышался в наушнике громкий и уверенный баритон. – Кто это? Я слушаю. – Слушай! – медленно, каким-то механическим, до жути безжизненным голосом сказал неизвестный. – Не пройдет и двух месяцев, как тебя похоронят! – Кто это? – растерянно спросили на другом конце провода.

– Палач! – отрубил неизвестный и повесил трубку.

И таким мертвенным страхом повеяло вокруг после этих слов, что пробегавший мимо припозднившийся пассажир, невольно побледнел и шарахнулся в сторону…

3.

К своим двадцати восьми годам Вика Комарова многое успела: поступить и закончить мединститут, выйти замуж, развестись и стать хозяйкой маленькой однокомнатной квартиры в бетонном доме на окраине столицы. Квартиру ей "сделал" бывший тесть, генерал с большими звездами на погонах, в компенсацию за беспутного сына, спустя полгода после свадьбы с легкостью необычайной оставившего молодую жену ради прелестей юной эстрадной певички. Тесть, успевший полюбить невестку, устроил ее также на работу в престижную клинику, ординатором в детское отделение, – на том его милости и закончились. О большем, впрочем, Вика и не мечтала.

Теперь она была свободна и одинока, имела работу, где на нее, генеральскую протеже, косо посматривали, и женскую болезнь, отрешавшую ее от мысли в ближайшем будущем устроить личную жизнь. Болезнь она запустила: вначале помешали переживания, связанные с изменой мужа и разводом, а когда она, наконец, спохватилась, было уже поздно. Ее тщательно обследовали в своей же клинике, назначили лечение и дали недвусмысленно понять, что хотя смерть ей в ближайшем и даже отдаленном будущем не грозит, но и радость плотской любви, не говоря уже о материнстве, тоже заказаны.

– Что ты хочешь, девочка, – грубовато, как все медики ее возраста и пола, сказала заведующая отделением гинекологии, пожилая дама с усами, как у мушкетера, – не умеют у нас пока такие воспаления лечить. За границей – да. Так что если найдешь деньги…

Денег у Вики не было и в ближайшем, а также отдаленном будущем не ожидалось. Неделю она плакала над своей горькой судьбой, но потом смирилась и зажила новой жизнь – размеренной и пустой. Ходила в клинику, работала со своими больными детьми, но все это – механически, как заводная кукла, без эмоций и жизни. Коллеги, знавшие про ее беду (скрыть такое у них в клинике было невозможно), ей не досаждали, но и не сочувствовали. Единственным человеком, переживавшим вместе с ней, была Прохоровна, немолодая грузная медсестра из их отделения. У Прохоровны тоже не было семьи, к Вике она относилась, как дочери, дорогой, но непутевой, их совместные дежурства были единственной отрадой молодой докторши. Прохоровна и сказала ей как-то вечером:

– Сходила бы ты к экстрасенсу. У нас тут один недавно появился – женщин, говорят, хорошо лечит.

Вика было нахмурилась – в институте им про экстрасенсов говорили много и вполне определенно, но Прохоровна не стала ее слушать: