Люциан Ферр - Чужая земля Страница 4

В сторону кровати идет пожилой мужчина в щедро расшитом золотом камзоле. Он безумно счастлив и благодарит богов за ниспосланного ими наследника. Сейчас он готов озолотить всех и вся вокруг себя.

Во всем этом золотом сиянии счастья и радости багровым угольком тлеет недовольства ребенка. Пожалуй, он здесь единственный, кто не рад своему появлению на свет. Но говорить он пока не может, поэтому выражает все свои чувства криком.

Вглядываясь в их лица, я неожиданно сообразил, что знаю, кто они такие. Вот старый герцог Кадэбур кив'Архол. Вот его молодая супруга Алиссия, которая, как ни странно, вышла за него замуж по любви, а не ради положения. Вот старая повивальная бабка Гардения, которая принимала еще нынешнего герцога и которой тот временами побаивается…

Как только я закончил рассматривать картину, страница снова перевернулась. И пошло-поехало. Первое слово. Первый шаг. Первая глупость. Мелькали незнакомые места, лица, имена. Учителя, воспитатели, друзья, враги. Вглядываясь в мелькающие лица, я с удивлением ощутил, что прекрасно знаю некоторые из них. С другими же будто бы знаком шапочно. И лишь один персонаж ускользал от моего всезнания. Тот, за чьей жизнью я наблюдал. Сначала младенец. Затем лихой сорванец. Стойкий юноша, упорно бредущий через незнакомый лес со сломанной ногой. Каким бы он не представал предо мной, я всегда мог выделить его из толпы. Ибо лишь его имя было скрыто от меня туманом, и лишь его фигуру размыл неизвестный художник.

Все это моя память, лишенная недостатков тела, тщательнейшим образом конспектировала на листы. Листы подшивались в папки. Папки складывались в коробки и задвигались глубоко в архив мозга. До востребования…

Из всей этой мешанины мест, событий, лиц особый интерес у меня вызывали картины, которые оживали или начинали о чем-то говорить. В основном на них изображались какие-либо уроки: география, история, фехтование… Но были и такие, где показывались просто события.

Лес. По нему во весь опор мчится всадник. Картина сменяется. Конь замер на месте. Перед ним раздувает капюшон черная змея. Всадник вылетел из седла и теперь, кувыркаясь в воздухе, летит навстречу дереву. Картина вновь сменяется. Всадник сидит на земле, привалившись спинной к дереву. Его лицо побелело от боли. Его левая нога сломана. Очередная смена декораций. Теперь бывший всадник медленно идет по каменному коридору замка. При внимательном рассмотрении в его походке можно заметить легкую хромоту.

Картины шли одна за другой. Иногда в очевидной последовательности, иногда без оной. Но никогда не повторялись. Они могли быть похожими друг на друга, но при ближайшем рассмотрении сразу появлялись десятки отличий.

Последняя картина из этой необычной галереи занимала сразу две страницы. На одной странице изображалась небольшая комната. В ней находились двое. Седой старик, смотрящий на торчащую из груди стрелу и молодой человек, присутствовавший на всех картинах. Он растерянно смотрел на умирающего мага, не понимая еще, что и сам обречен. На второй уже знакомая мне сцена ограбления. Только в ней были некоторые отличия. Теперь вокруг меня клубилась темная дымка.

На этом представление завершилось. И хотя я не просмотрел даже малой части, книга захлопнулась и исчезла. Я же еще некоторое время повисел в пустоте, а затем окружающее пространство неуловимо изменилось, и на меня навалилась тяжесть реального мира. Секунду длилась абсолютная тишина, а потом во тьме раздался первый, самый громкий, удар сердца и тишину разорвал судорожный вдох.

Тело ужасно затекло и отчаянно не желало повиноваться. Руки и ноги вяло шевелились, постепенно обретая чувствительность. И вместе с ней появилось мерзкое ощущение бегающих по мне муравьев. Сердце трудолюбиво разгоняло по венам пока еще холодную кровь. Я понимал, что как только она нагреется, появится чувство, будто меня кипятком облили. Но пока этого не произошло лежать на холодном камне было даже комфортно. Разве что несколько жестко.

Вскоре ко мне вернулась власть над телом. А еще спустя какое-то время мышцы достаточно окрепли и перестали дрожать. Когда это произошло я попытался приподняться на локтях и, не найдя с одной стороны опоры, с металлическим лязгом рухнул на пол. Нельзя сказать, что было больно – похоже, чувствительность еще не полностью восстановилась. Но крайне неприятно – это уж точно.

Придя в себя, я принялся ощупывать окружающее пространство и обнаружил рядом с собой узкий каменный постамент, с которого только что благополучно свалился. Опираясь на него, я сумел подняться на ноги, но, почувствовав сильную слабость, поспешил присесть на камень. Голова сильно кружилась от прилива крови. А в памяти все еще крутились десятки образов, виденных мною во сне. В одном из них человек собрал руку ковшом и прошептал:

– Свет.

Все еще не оправившись ото сна, я неосознанно повторил этот жест вслед за ним. И к моему удивлению результат был тот же. Едва отзвучало слово, как в собранной ковшом руке засверкал, рассыпая искры, язычок зеленого огня. Привычные ко тьме глаза резануло болью, и я поспешил прикрыть их свободной рукой. В памяти крутилась опасливая мысль, что из-за резкого перехода от полной темноты к свету человек может ослепнуть. Поэтому руку я убрал, лишь досчитав до трехсот.

Огонек спокойно горел на ладони, ничуть не обжигая. Будто его и не было. Но мог поклясться в его существовании. И это сбивало с толку. Еще какое-то время я пытался найти хоть какое-то объяснение, но, потерпев неудачу, решил отложить это на будущее. До лучших времен, так сказать…

– Может и глюк, но польза от него есть, – заключил я и вернулся к делам насущным.

Теперь, когда появился источник света, я, наконец-то смог осмотреть помещение, в которое попал. Это была комната три на четыре метра, в центре которой стояла невысокая плита из белого камня. На ней я сейчас и сидел. Напротив меня в стене тускло поблескивала, обитая железом дверь. Поднявшись, я услышал тихий лязг у ног. Опустив глаза, увидел лежащий на полу клинок.

«Так вот что лязгало, когда я падал. Даже удивительно, что не порезался», – запоздало удивился я, рассматривая поднятый меч. «Клинок очень хорош, – всплыли в памяти чьи-то слова. – Посмотри…»

«Надо бы во что-нибудь завернуть, а то менты прицепятся», – подумал я, осматриваясь по сторонам. Мысль оставить железяку здесь мне в голову как-то не приходила, я был четко уверен, что без оружия нельзя. – «Может с себя что-нибудь снять? Так. Что тут на мне? Сапоги, штаны, рубашка, куртка, плащ… О, плащ, подойдет!»

Сняв плащ, я принялся одной рукой (во второй все еще горел огонек) заворачивать в него новообретенное оружие. Получилось не очень опрятно, но зато не так опасно носить.