Ральф Шеппард - Зло Валузии Страница 4

Тем временем морской бык добрался до мелководья и стал огромными скачками выбираться на сушу. Вскоре он весь вышел из воды и полностью предстал перед изумленным взглядом киммерийца. Размеры этого чудовищного тела поистине впечатляли,— казалось, одна из многочисленных скал ожила и с ревом карабкается вверх, попирая своих неподвижных товарок. Конан успел заметить гигантские соски, болтавшиеся на груди чудовища, и понял, что прогневал любящую мать, случайно поранив ее здоровенное чадо.

«Не хватало еще, чтобы к этой мамаше еще какой-нибудь папаша прискакал на подмогу. Если только это не сам Нергал»,— зло подумал Конан, подтягиваясь на руках, чтобы добраться до очередного выступа в скале.

Тем временем, чудовище, ничтоже сумняшеся, упорно двигалось вверх, вслед за Конаном, огромными скачками преодолевая большие расстояния. Громко шлепавшие ласты при каждом скачке безжалостно давили зазевавшихся алпачей, густо усеивавших путь наверх,— только кровь и камни брызгали во все стороны.

Конан уже чувствовал спиной зловонное дыхание жуткого зверя. И в этот момент, неожиданно, из расщелины в скале, вынырнула смуглая человеческая рука и устремилась к варвару, как бы предлагая: «Держись!» Конан, не раздумывая, ухватился за нее. Кто бы ни пришел ему на помощь, все было лучше, чем оказаться растерзанным монстром, который лязгал бивнями почти за самой спиной. В тот же миг к Конану протянулось еще несколько рук, которые ловко подняли его наверх и молниеносно втянули в щель, которую сам Конан впопыхах и не заметил бы.

Он не успел опомниться, как очутился в довольно большой пещере с узким входом, в окружении смуглых, суровых воинов в одеяниях из дубленых шкур, с черными, как смоль, волосами, заплетенными в косы. Киммериец еще не знал — считать ли ему себя в безопасности, но, во всяком случае, чудовищу теперь было не добраться до него. Он услышал ее возмущенный рев совсем рядом с потаенной пещерой и ухмыльнулся. Близок локоток, да не ухватишь! В тот же миг он увидел, как откуда-то сверху на голову чудовища посыпался град камней. Очевидно, другая группа воинов, заняв позиции на вершине скалы, решила обстрелять монстра. Обломки скал рушились сверху, смачно ударяясь о блестящую от воды шкуру.

Поначалу самка не обращала внимания на камнепад и продолжала карабкаться вверх, но людей, обстреливавших ее, было много, и они были упорны и метки. И вот, наконец, раздраженно ревя, исполинская тварь остановилась, попятилась и, грузно развернувшись, пошлепала назад. Добравшись до берега, чудовище шумно плюхнулось в воду и, продолжая сотрясать все вокруг недовольным ревом, погрузилось в морскую пучину...

Наконец-то можно было перевести дух. Конан вытер пот со лба и внимательно огляделся. Он видел, что его со всех сторон окружают люди неизвестного племени, но в случае, если они задумали сделать его своим пленником, он вряд ли мог помешать им исполнить этот план, даже несмотря на свою богатырскую силу. Рука привычно потянулась к поясу и нащупала пустоту — увы, верный меч, похоже, канул на хранение в оружейные палаты подводных богов Вилайета...

Впрочем, похоже, что воины, так вовремя протянувшие ему руку помощи, не проявляли признаков враждебности и не посягали на свободу киммерийца. Они лишь с любопытством разглядывали Конана с ног до головы с откровенностью, свойственной дикарям. И в их колючих черных глазах можно было прочесть одобрение, и даже восхищение внешностью могучего варвара. Конан не придал этому значения,— за годы своих странствий он редко встречал людей, которые могли бы сравниться с ним по росту, стати и силе. А изумление, которое он неминуемо вызывал своим появлением в незнакомых местах, порой даже надоедало.

«Хвала Крому, что здесь нет хотя бы баб,— подумалось Конану,— и что они все так пялятся на меня? В конце концов, отправлялись бы в Киммерию — там бы досыта нагляделись на таких, как я. А я бы показал дорогу, не боясь последствий. Все равно — как пришли бы — так и вернулись бы восвояси. Только уже далеко не все». На миг Конану вспомнился штурм Венариума, когда он и его свирепые родичи задали перцу кичливым аквилонцам, закованным в стальные латы, и про себя ухмыльнулся,

Однако ухмылки ухмылками, а молчание явно затягивалось. И Конан, оставив при себе недобрые мысли, постарался улыбнуться как можно приветливее — насколько это позволяли ему скупые на мимику лицевые мускулы — воинам, продолжавшим рассматривать его как заморскую диковину. Он вытянул обе руки вперед, ладонями вверх, как бы показывая, что безоружен и не имеет дурных намерений, и, продолжая улыбаться, произнес несколько слов, которые еще помнил из грубого наречия тунгов и камбров.

Лет десять назад, еще до того как он стал наемником у Илдиза, Конан промышлял контрабандой на море Вилайет, войдя в долю с Красными Братьями из Султанапура. Один раз их корабль попал в шторм, и его выбросило на западный берег Вилайета, недалеко от северной границы Турана, где он и провел веселую зиму в обществе северных варваров, почти не отличавшихся от асиров и ваниров.

Однако Конан понимал, что теперь он находится гораздо севернее и намного дальше, чем заплывал когда-либо купеческий или пиратский корабль. Поэтому он не особенно огорчился, увидев недоумение на лицах дикарей. Предположения Конана оправдались — это племя было полностью изолировано от внешнего мира,— во всяком случае, от того, который был ему известен.

Теперь туземцы решили взять инициативу на себя. Из группы воинов к Конану вышел пожилой мужчина. Его широкое бронзовое лицо было густо испещрено причудливой татуировкой, пополам с боевыми или ритуальными шрамами. Он положил правую руку на грудь и, обращаясь к Конану, произнес несколько слов на неизвестном, гортанном наречии, которое отдаленно напоминало гирканский язык. Это натолкнуло киммерийца на удачную мысль, и он заговорил на гирканском:

— Привет вам, отважные воины! Благодарю за помощь. Если бы не вы — вариться бы мне сейчас в желудке этой твари. На этот раз речь киммерийца достигла цели. Пожилой воин оживленно закивал головой и перешел на гирканский язык которым владел вполне свободно:

— Ты говоришь на языке ерканов, богатырь, но ты не похож на них. Откуда ты родом, чужеземец, и как добрался до Берега Великих Лежбищ? Еще ни разу на нашей памяти не приходил к нам чужак со стороны моря. Пару раз к нам являлись иноземцы со стороны заката, но они были грубы и жестоки, и нам пришлось снять с них кожу. Но в твоих глазах не видно злобы, и твои волосы оттенком напоминают наши, а не рыжую шерсть, как у тех, других. Так кто же ты такой?