Мари Лу - Молодая элита (ЛП) Страница 4

— Будь осторожна. Береги себя. Удачи.

Мы обменялись прощальными взглядами. «Ты могла бы пойти со мной, — подумала я. — Но я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты слишком боишься. Возвращайся с улыбкой к своим переливающимся платьям, что дарит тебе отец». И всё же сердце на мгновение наполнилось нежностью. Виолетта всегда была хорошей и доброй. Она не виновата в том, что всё так сложилось. «Я желаю тебе счастливой жизни. Надеюсь, ты влюбишься и удачно выйдешь замуж. Прощай, сестренка».

Я не осмелилась ждать, что еще скажет сестра, развернулась, подошла к окну и поднялась на уступ второго этажа. И поскользнулась. От дождя все скользило, и мои сапоги искали, за что зацепиться на узком краю. Из мешка, звякая, посыпалось на землю столовое серебро. Только не смотреть вниз! Добравшись по уступу до балкона, я обхватила дрожащими пальцами перекладину и повисла над землей. Закрыла глаза и разжала ладони.

При приземлении ноги подогнулись. Воздух вышибло из легких, и какое-то время я могла лишь лежать у нашего дома, промокая под дождем и пытаясь отдышаться. Волосы прилипли к лицу. Я убрала их рукой и, перевернувшись, встала на четвереньки. Под дождем казалось, что всё вокруг покрыто отражающей пеленой, словно я сплю и вижу какой-то кошмар, но никак не могу очнуться. Я сосредоточилась. Нужно убираться отсюда, пока отец не обнаружил, что я сбежала. Наконец я поднялась на ноги и заторможено побежала к конюшням. При моем появлении кони беспокойно забили копытами. Я отвязала своего любимого жеребца, прошептала ему на ухо успокаивающие слова и оседлала.

Мы выехали в грозу.

Я гнала его, пока дом отца не остался позади и мы не достигли рыночной площади Далии. Она была безлюдна и покрыта лужами — я никогда не выходила в город в такой поздний час и пустое место, обычно кишащее людьми, заставило меня занервничать. Мой жеребец нетерпеливо фыркал под ливнем, пятясь. Его копыта погружались в грязь.

Спрыгнув с седла, я провела ладонями по его шее в попытке успокоить и направить вперед.

А затем я услышала его. Стук копыт скачущего галопом коня.

Я окаменела. Сначала стук раздавался в отдалении, едва различимый в шуме дождя, но потом — почти через миг — стал оглушающим. Я содрогнулась. Отец. Это он скачет за мной, это точно он. Ладони, до этого поглаживающие шею жеребца, мертвой хваткой вцепились в вымокшую гриву.

Это Виолетта рассказала отцу о моем побеге? Или он услышал звон упавшего с крыши серебра?

И прежде чем я успела подумать о чем-то еще, я увидела его, того, кто одним своим видом привел меня в ужас — отца, материализующегося из тумана влажной ночи. Его глаза горели. За все прожитые с ним годы я ни разу в жизни не видела такой ярости на его лице.

Я поспешила запрыгнуть на жеребца, но была недостаточно быстра. Всего лишь мгновение назад отцовский конь несся на нас, а уже в следующее отец был рядом со мной, и его пальцы сжались на моем запястье подобно железным тискам.

— Что ты делаешь, Аделина? — спросил он пугающе спокойным голосом.

Я безуспешно пыталась вырваться из его хватки, но он лишь крепче сжимал пальцы на моей руке, пока я не охнула от боли.

Отец дернул меня к себе, и я, споткнувшись, потеряла равновесие и упала. Грязь заляпала лицо. Всё, что я слышала — рев дождя и тьму в голосе отца.

— Поднимайся, маленькая неблагодарная воровка, — прошипел он мне в ухо, рывком поднимая с земли. Затем мягко продолжил: — Идем, любовь моя. Ты вся перепачкалась. Я отвезу тебя домой.

Я ожгла его злым взглядом и со всей силы дернула рукой, вырываясь. Его пальцы соскочили с моей руки, больно пройдясь по влажной от дождя коже, и на одну короткую секунду я освободилась. Но потом отец схватил меня за волосы, и я закричала, молотя руками по воздуху.

— Какой же у тебя скверный характер. Почему ты не можешь быть такой же, как твоя сестра? — пробормотал он, покачав головой, и потянул меня к своему коню.

Моя рука задела привязанный к жеребцу мешок, и на землю дождем посыпалось столовое серебро, громко звякая и блестя в ночи.

— Куда ты направлялась? Кто еще тебя захочет? Ты никогда не получишь предложения лучше, чем это. Ты хоть представляешь, сколько унижения я пережил, разбираясь с отказами жениться на тебе? Ты хоть знаешь, как тяжело мне было извиняться за тебя?

Я закричала. Закричала во всю мощь своих легких, надеясь разбудить всех спящих в округе, надеясь, что они увидят, что происходит. Может, кому-то будет не всё равно?

Отец крепче сжал мои волосы и дернул сильнее.

— Идем со мной, — сказал он и внимательно посмотрел на меня. По его щекам стекал дождь. — Будь умницей. Твой отец знает, как будет лучше для тебя.

Сжав зубы, я уставилась ему в глаза и прошептала:

— Я ненавижу тебя.

Он хлестко ударил меня по лицу. Перед глазами полыхнуло. Я покачнулась и рухнула в грязь. Отец все еще держал меня за волосы. Он тянул их так сильно, что, казалось, снимет сейчас с меня скальп. «Я зашла слишком далеко, — внезапно в ужасе осознала я. — Я его взбесила». Мир плавал в океане крови и дождя.

— Ты позор семьи, — прошипел отец в мое ухо, заполняя его своей ледяной яростью. — Этим утром ты уезжаешь. И если ты не сделаешь так, как я велю, то я тебя убью.

Что-то сломалось во мне. Мои губы изогнулись, изо рта вырвалось рычание.

На меня обрушились поток энергии, ослепляющий свет и порыв ветра.

Внезапно я отчетливо увидела стоящего неподвижно отца, его перекошенное лицо в миллиметре от своего. Всё вокруг освещалось настолько ярким лунным светом, что потеряло краски, став белым и черным. Капли воды застыли в воздухе. Миллион блестящих нитей протянулось от всего ко всему, связывая одно с другим.

Что-то сидящее глубоко внутри меня велело мне дернуть за эти нити. Мир вокруг застыл, а затем мой разум будто выбрался из тела наружу — застелился по земле и поднялся иллюзорными черными тенями. Их тела потрясывались и кривились, залитые кровью глаза пристально смотрели прямо на моего отца, широченные клыкастые рты практически разделяли лица надвое. Глаза отца потрясенно округлились и чуть ли не выскочили из орбит, когда фантомы пошатываясь направились к нему. Он выпустил мои волосы. Я упала на землю и как можно быстрее отползла подальше от него. Черные призрачные тени продолжали наступать. Я оказалась в самой их гуще, одновременно беспомощная и всесильная, наблюдающая за тем, как они проходят мимо меня.

«Я — Аделина Амутеру, — шептали тени отцу. — Я никому не принадлежу. В эту ночь, клянусь тебе, я восстану против всего, чему ты меня учил. Я стану такой силой, которой этот мир еще не видал. Я буду обладать такой властью, что больше никто не посмеет причинить мне боль», — высказывал мои пугающие мысли хор голосов, пропитанных ненавистью. Моей ненавистью.