Ксения Баштовая - Вампир поневоле Страница 4

Лучше бы он этого не делал: до клыкастиков дошло, что их обидел кто-то такой же зубастый, и воздух разорвал еще один дикий вопль:

— Бей ренегатов!!!

Ой, мля… Никогда не подозревал, что я могу так быстро бегать…

Когда я наматывал пятый или шестой круг по Ботанике, мне под ноги попал какой-то булыжник. Я споткнулся, упал, а когда попытался подняться, мне между лопаток врезалась большая такая каменюка, и вставать тут же расхотелось.

Уже в следующий момент меня бесцеремонно подняли за шкирку и поставили на ноги. Причем пара «шкафчиков» вцепилась мне в руки, а третий — своими грязными, немытыми руками полез мне в рот, наверное, затем, чтобы проверить, не накладные ли у меня клыки.

Выдержать этого я, конечно, не мог, (особенно, если учесть, что в детстве, всякий раз, как мы ходили к зубному врачу, маме приходилось меня уговаривать: «Андрюшенька, пожалуйста, открой ротик и этот вредный, противный доктор сможет вытащить палец у тебя из зубов…») а потому, не раздумывая, сжал челюсти, вцепившись этому «стоматологу» в руку. Дать ему в торец я не мог, так что приходилось мне действовать подручными (точнее, подзубными) средствами. Тот взвыл как Витас, подрабатывающий сигнализацией на автостоянке, и начал судорожно выдергивать палец у меня изо рта. Разумеется, это ему не удалось.

И вдруг этому хмырю ни с того, ни с сего надоело дергаться и он, коротко взвыв, двинул мне под дых. От неожиданности я дернулся и, разумеется, выпустил его. Я не мог даже согнуться (за руки меня по-прежнему крепко держали все те же зубастики, не предпринимая никаких попыток помочь покусанному товарищу), вот и стоял я как гордый дуб, хватая ртом воздух.

— Твафь!!! — процедил мой палач.

О, так это ж наш с Вовкой «комарик» с разбитой челюстью!

— Сам такой! — не остался я в долгу, отдышавшись.

«Правильно поется: если в сердце дверь закрыта, надо в печень постучаться!» — успел подумать я, увидев двигавшийся мне куда-то между глаз ба-а-альшой кулак, и, уже в следующее мгновение отключаясь.

Ночь… Шаги едва слышны… Этот город… Он ничем не отличается от других: люди, оборотни, «ночные охотники»… И нигде нет ее. Как и его — того, из-за которого она стала на этот путь…

Город ничем не отличается от других. Вот только… Раньше никогда не было нападений.

И не было обращенных…

Первые за столько лет… Это хорошо или плохо?…

Ох, болять мои крылья! А, точнее, голова… Причем болит так, что мозги через уши лезут… Я медленно расклеил глаза. Все плыло и качалось, как на теплоходе. У меня аж морская болезнь началась, но я смог согнать свой желудок в кулак и собраться чуть ли не по частям.

Обстановочка в комнате, где я находился, была шикарной: лепнина на стенах и потолке, мраморные колоны… Любой новый русский от зависти бы помер. Комната была пуста, лишь в дальнем углу притаился офигенный стул с гнутыми ножками, оббитый какой-то тканью… Весь пейзажик портила только избитая Вовкина морда: под глазом расцветает бланш, бровь рассечена, губы разбиты… Сам Вовка был крепко прикован к стене… Впрочем, я и сам находился рядом с ним в такой же позе и стоял на ногах лишь благодаря все тем же оковам: наручникам, шириной сантиметров пятнадцать, накрепко прикрученным к стене у меня над головой.

В этот момент Вован раскрыл глаза и посмотрел на меня:

— Шо смотришь? Хреново выгляжу?

У меня не хватило сил даже на то, чтобы сказать хоть слово. Я смог лишь уронить голову, а потом поднять ее, что и было правильно расшифровано Вовкой как кивок. Он ухмыльнулся:

— Ты еще их не видел…

— А ты видел?

Надо же! Осилил такую длинную фразу!!!

— Нет, но представляю…

Юморист.

В этот момент где-то сбоку оглушительно заскрипела дверь (сигнализация, блин!) и в комнату (хотя, какая, на фиг, комната! Зала, не меньше!) вошел высокий парень лет двадцати трех — двадцати четырех. Черный строгий костюм, красная, цвета венозной крови, рубашка и тонкая смоляная ниточка усов над верхней губой. Все впечатление портил только тонкий длинный белесый шрам, начинающийся у внешнего уголка правого глаза, проходящий через всю щеку мимо уголка рта и скрывающийся на подбородке. Хотя, с другой стороны, моя мама всегда балдела от Жофрея де Пейрака. А у него физиономия была разукрашена еще похлеще. А, кто этих женщин поймет!

— Пиж-жон! — тихо фыркнул Вова. — Хоть бы галстук одел, Бандерас недорезанный!

Парень, похоже, услышал Вовкину критику, но промолчал и, лишь слегка сжав губы, остановился перед нами. За его спиною топтался «беффубый» шкафчик, тревожно пряча глаза. Еще тройка бритоголовых накачанных амбалов замерла в дверях.

«Бандерас», как его вполне удачно окрестил Вован, чуть приподнял над плечом руку и «комарик» тут же услужливо подал ему толстенную кубинскую сигару. Уже зажженную. Хлопец неспешно затянулся, выпустив в воздух струю дыма, затем тщательно затушил сигару о собственную ладонь (меня аж передернуло), бросил окурок себе за спину («комарик» быстренько подхватил его и выкинул в открытую зарешеченную форточку) и лишь потом обратил свой «светлый» взор на меня с Вовкой.

Наконец, ему наскучило скользить взором по нашим избитым физиономиям, он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пару белоснежных перчаток. Натянув их, «Бандерас» осторожно, одним пальцем поднял мне верхнюю губу. Я угрожающе щелкнул зубами. Он, скорее от удивления, чем от испуга, отдернулся. Вовка подавился коротким смешком.

Затем «Бандерас» повторил ту же операцию с Вовкой, медленно стянул перчатки и бросил их на пол. Один из придверных амбалов тут же подскочил, схватил перчатки и выбежал из комнаты, унося их в мусор. Остальные же услужливо подтащили «Бандерасу» тяжелый стул и вновь замерли в дверях. «Бандерас» неспешно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, и обратил взор на «комарика», который замер чуть спереди и сбоку, опустив взгляд в пол.

— Так ты говоришь, — лениво, с легким, певучим, каким-то непонятным, то ли болгарским, то ли эстонским акцентом, начал «Бандерас», — что двое этих детей, у которых даже клыки толком не стали, смогли помешать тебе позавтракать?

«Комарик», не поднимая взгляда, молча кивнул.

— И после этого ты еще на что-то претендуешь?! — по-прежнему тихо и скучно поинтересовался этот пижон. — Вон с глаз моих. И чтобы я тебя ближайшие пятьдесят лет не видел.

— Но…

— Убирайся.

«Комарик», тихо вздохнув, вышел из комнаты, а «Бандерас» вновь посмотрел на нас с Вовкой:

— Итак, кто вас инициировал? — поинтересовался он.