Марина Дяченко - История доступа Страница 4

Карета прибыла в семь. Янина, голодная и сонная, села на кожаные подушки и через пятнадцать минут уже была во дворце. Там неведомо как оказалась в длинной комнате, похожей на выпиленный изнутри ствол громадного дерева. Чужие горничные, портнихи, служанки завертелись вокруг, как бабочки у фонаря, сняли с Янины ее собственное платье, привезенное из поместья для церемонии, и надели другое — проще, жестче, с тугим корсетом, и Янина не могла понять, чем это новое платье лучше старого, которому любящая тетка отдала немало времени, сил и фантазии.

Менять сорочку Янина категорически отказалась. Впрочем, видно было, что ее затейливая рубашка поразила портних: такой работы даже они, кажется, давненько не видели.

Янину поставили перед зеркалом, на руки надели перчатки, доходившие до локтя. Потом портнихи и горничные вдруг разбежались, как мыши от скрипа двери, и появился король.

На нем было — Янина мельком разглядела — нечто праздничное, невыносимо золотое, роскошное и вместе с тем воинственное. Шляпу он походя швырнул на стул. Старшая горничная плотно затворила двери, король оглядел Янину критически, по-деловому, будто расценивая ее шансы не расплющиться под ударом молота.

— Губы ярче, — сказал кому-то через плечо. — Прическу выше. У вас полчаса на все. Вытяните руки вперед.

Последние слова относились к Янине. Она не сразу, но вытянула перед собой руки в перчатках, и король быстро как будто всю жизнь этим занимался, стал насаживать на ее пальцы кольца и перстни.

Он вытаскивал их из парчового мешочка на поясе. Все они надевались сразу, не были ни малы, ни велики и сидели как влитые. Король неразборчиво бормотал над ними, иногда касался камней — все они были блеклые, невыразительные, мышиного и молочного цвета. Четыре кольца на правую руку, четыре перстня — на левую.

— Опустите руки.

Янина повиновалась.

— Внимательно слушайте, что я вам скажу. Вы будете стоять на своем месте среди невест, когда объявят ваше имя. Ничего не проявляйте — ни радости, ни удивления. Просто выйдите вперед, вам покажут дорогу и усадят рядом с принцем. Чем меньше чувств отразится на вашем лице, тем лучше.

Он помолчал, будто проверяя, запомнила ли она урок.

— Кольца будут сыпаться с вас, — сказал он очень тихо. — Ни под каким предлогом не замечайте этого. Не поворачивайте головы. Про то, чтобы их подбирать… вы ведь понимаете, что это несовместимо с вашим достоинством?

— Да, Ваше Величество.

— Отлично.

— Король решил, и королевский совет подтвердил, и королевский суд одобрил. Невестой принца Новина избрана из прочих достойных дева, ведущая род от Железной Горы, знатная, чистая, безупречная. Имя ее сейчас будет оглашено в этом зале, имя ее…

Девушки на подиуме перестали дышать.

Они стояли, расставленные распорядителями, как цветы или кегли — чтобы каждая была видна отовсюду, и чтобы вместе это благоухающее шелковое великолепие складывалось в единую, безупречного вкуса композицию. Они стояли, нарочно не глядя друг на друга. Девицы из Хлебного Клина помещены были в самом центре, а Янина — в первом ряду, снизу, справа. Глашатай замолк, претендентки задержали дыхание, и приглашенные придворные, чиновники, землевладельцы замерли в своих креслах, и партер — огороженный тройным кольцом канатов и стражников заповедник для городской толпы — затих.

В партер пускали по золотым пропускам, Янина знала. Этих людей, счастливцев, которые всем — и соседям, и детям, и внукам — расскажут про сегодняшний день, отбирали едва ли не тщательнее, чем самих претенденток. Вот виднеется над толпой кудрявая голова первого городского поэта — он здесь, он получил приглашение, в то время как парень, обделенный победой во вчерашней «схватке на языках», торчит снаружи… Или вообще уехал из города.

Толпа вдруг взвилась. Закричали, зашумели, реденько захлопали. В ту же секунду массивный золотой перстень на ее правом указательном пальце сделался очень тяжелым и соскользнул с перчатки.

На нее смотрели.

Всеобщее внимание ударило, будто мокрой тряпкой в лицо, и Янина инстинктивно выпрямила спину. Вот оно что: ее имя уже назвали. Она прослушала собственное имя в устах глашатая. Напрягся и соскользнул перстенек с мизинца, но среди всеобщего крика, среди неискренних поздравлений, с которыми обратились к ней ближайшие соседки, звука падения не было слышно: звона золота о мраморный пол.

Она оказалась впереди, на краю подиума, неведомо как. Два гвардейца и два распорядителя, потом два придворных брали ее под руки и передавали друг другу, будто вазу. Под ногами оказались ступеньки, Янине не пришлось даже шагать — ее аккуратно снесли вниз. Еще два кольца сорвались с пальцев. Никто, кажется, не заметил.

«Меня проклинают, — поняла Янина, и тонкая рубашка прилипла к спине. — Меня страшно клянут сейчас, в эту самую минуту те, кто хотел быть на моем месте или рядом».

В тумане, который окружал ее, прояснилось лицо короля. Он смотрел безо всякого выражения — даже статуи, случается, смотрят благожелательно или с презрением, потому что их творцы хотят, чтобы статуи походили на людей. А король в эту минуту был похож на чурбан — на грубое деревянное пугало, которое крестьяне выставляют на околицу, чтобы прогонять от поселка злых духов.

Потом она увидела принца.

Принц встал ей навстречу. Он был полноватый, мягкий, очень бледный, на лбу бисером поблескивал пот. Глаза у принца не были похожи на королевские — большие, навыкате, светло-голубые, тускловатые. И в этих глазах Янина прочитала страх.

Принц протянул ей руку и помог сесть в кресло рядом с собой. Его рука была в перчатке, с единственным перстнем на правом указательном пальце. И, на мгновение ощутив эту ладонь в своей, Янина поняла: на руку принца нельзя опираться. Как нельзя опереться на воду.

Нет, если водить веслом по воде — можно удержать лодку, готовую перевернуться. На воду можно опираться — если сильно и размеренно грести. Но если ты тонешь — рука пройдет сквозь воду. Нет опоры. У принца руки холодные, это чувствуется даже через тонкую замшу перчатки.

Чего он боится?

Она сильнее выпрямила спину, будто желая дотянуться макушкой до потолка. Играла музыка. Что-то размеренно говорил глашатай. Какие-то люди появлялись перед Яниной и принцем, приседали, и кланялись, и говорили. «Нас поздравляют, — поняла Янина. — Поздравляют меня. Значит, я в самом деле невеста принца, и это вовсе не шутка».

Чтобы отвлечься, она стала думать о доме. О песчаном пляже в самой чаще леса, где дубовые стволы вдруг расступаются, открывая озеро. Она купалась там в своей тонкой сорочке, потому что мать, умирая, велела никогда не снимать ее. Янина и не снимала. Разве что в бане на несколько минут.