Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам Страница 4

– Я ценю твою жертву, Ольжех, – кисло поморщился Фортуна, – но ты преувеличиваешь опасность.

– Вы же сами считали, старый вы... В первый раз идеальное взаимостояние наблюдалось за полгода до перигея. В двадцатый день второго месяца весны. Вы помните? И снова – через полгода. Если даже мы и не знаем точно, когда родился первый из братьев, то уж насчет второго известно все вплоть до часа рождения. Двадцатое апреля года сто семнадцатого от Дня Гнева.

– И снова рыцарь первый, – не услышав собеседника, пробормотал профессор. – Ты засек время, Ольжех?

– Что?

– Время между пробуждением первого и второго?

– Когда я уходил, колдун еще не...

– И когда ты поумнеешь? Прекращай болтать и отправляйся домой, может быть, еще успеешь. Мне нужно знать точное время, ясно? Да, и по поводу влияния Братьев на космогонию... чушь, чушь и еще раз чушь! Не они, Ольжех – на них. Через них, если тебе угодно. И я уже объяснял тебе, что не использовать такие силы есть глупость непростительная. Куда большая, чем использовать их неосторожно. Все. Ступай.

Вымывшись, обсохнув и переодевшись, Артур вернулся в пещеру. Постоял над усыпальницей брата. Тот уже не лежал в чинной позе покойника. Он перевернулся на бок и сладко спал. Крепко спал, улыбаясь чему-то.

– Лентяй, – укоризненно вздохнул Артур. Сдвинул прозрачную крышку, чтобы братик, в случае необходимости, мог выбраться из своего гроба. А потом достал из стенной ниши седельные сумки и тяжелый двуручный топор в чехле из тонкой кожи.

Вытащив все это добро на солнечный свет, рыцарь бросил сумки на траву, затем расчехлил топор и придирчиво осмотрел сверкающее лезвие. Хмыкнул удивленно:

– Порядок.

Вновь надел на оружие чехол... и вскочил на ноги, прислушиваясь.

В небе кто-то голосил.

Артур отступил к дверям, перекинул топор из руки в руку, машинально оглаживая пальцами топорище.

А из безоблачной, высокой сини вывалилась с громким, протяжным воплем черная фигурка. Человек падал вниз, раскинув ноги, нелепо выставив вперед зажатый в руках клинок. И вопил, вопил, вопил.

Бросив топор, Артур перехватил крикуна в воздухе, перекатился с ним по траве, смягчая падение.

– Убьешься, придурок. – Он выдернул из рук заткнувшегося человечка тонкий кинжал. – Кто ж так летает?

– А... а как? -задохнувшись, спросил летун.

– Низко. Не спеша. И уж не с такой ковырялкой наизготовку. А если б ты на него напоролся?

– Я думал, вдруг враги.

Артур покачал головой, не глядя, бросил кинжал за спину и, потеряв к гостю всякий интерес, вернулся к своим вещам.

Гость же, напротив, с искренним восторгом проследил, как его оружие, сверкнув, описало в воздухе дугу и до середины лезвия вонзилось в стену дома. Высоко. Зря не достанешь, а и достанешь – не вытащишь. Он все-таки попробовал: поднявшись на цыпочки, добросовестно тянул и дергал рукоять, украшенную чешуйками волчьего пауропода, но кинжал как будто врос в шершавое дерево.

Оставив попытки вернуть оружие, человечек присел поодаль от Артура и, положив руки на коленки, а подбородок на руки, принялся наблюдать за рыцарем.

Артур же расстегнул одну из сумок, вытащил куртку из тонкой, почти прозрачной кожи. Разгладил ее на траве, придирчиво проверяя каждый шовчик, каждый стежок тончайшей металлической нити. За курткой на свет явились такие же тонкие перчатки. Прозрачные, выгнутые пластины поножей. Шлем точь-в-точь как у рыцарей Храма. И, наконец, дивной красоты пояс, набранный из тяжелых золотых блях.

Пояс на фоне невзрачных доспехов смотрелся чуждо, прямо-таки вызывающе. Незадачливый летун открыл было рот... и закрыл.

Артур не обращал на него внимания, задумчиво перебирал пальцами чуть потертый у пряжки подбородочный ремень, подергал, рванул резко. Ремешок держался, но...

– В Грачах делали? – подал вдруг голос незнакомец.

Артур отложил шлем и глянул на гостя внимательнее.

Тот был невысок ростом. Сравнительно молод. Темноволос, как большинство людей в Единой Земле. А глаза большие, полные какого-то непреходящего изумления. Впрочем, после полета, что пережил этот малый, изумляться негрешно.

– Как звать? – буркнул рыцарь.

Человечек задумался и признался после паузы:

– Не помню.

– Из Долины?

– Из Единой Земли.

– Угу. – Рыцарь кивнул. – Здесь зачем?

– Помощи просить.

– Ага, – Артур достал из бездонной сумки полевую форму храмовника, развернул, встряхнул на ветерке. Вновь посмотрел на гостя – Колдун?

– Нет! – очень быстро ответил тот.

– Маг?

– Нет!

– Хорошо.

– Мне нужна помощь в очень важном деле.

– Не к нам. – Юноша поморщился и выволок из сумки еще один сверток. – Это к хозяину. Он скоро вернется.

– А вы... вас двое, да? Вы и брат?

– Угу. – Артур продолжал осмотр своих вещей. – Только братишка спит еще. Что скажешь хорошего, музыкант?

– По... почему музыкант?

– Потому что мозоли. – Рыцарь достал из кисета маленькую, побитую трубку и стал неспешно ее набивать. – Что новенького в Долине делается?

– В Единой Земле?

– Ну.

– У меня гитары нет. Я с ней лететь побоялся. Хотите, я вам так песню спою? Ну, то есть расскажу.

– Расскажи. – Артур закурил, окутавшись белесым дымом. – Я хоть знать буду.

– Когда-то был доблестный хайдук Зако по прозвищу Золотой Витязь, – начал Безымянный, чуть покачиваясь в такт собственным словам, – он совершил множество подвигов, победил самого Некроманта, много путешествовал, и неисчислимое множество земель повидал на своем веку...

Артур хмыкнул. Но слушал внимательно.

– И однажды приехал хайдук Зако к некоей цитадели, что воплощением ужаса и скорби высилась на мрачной равнине, бесприютной, безжизненной и безнадежной.

И был в цитадели некто, ненавидящий все живое, кто начал говорить с Зако. И соблазнил он доблестное сердце льстивыми речами, помрачил чистую душу хитросплетением лжи и недомолвок, не лгал говоривший, но не сказал и правды. Звал он Зако на бой во имя Света, против Тьмы и всех порождений ее, обещал силу и власть, и возможность использовать их на благое дело. И Зако согласился.

Но стоило лишь доблестному хайдуку дать свое согласие на великий бой с великим Злом, как страшно содрогнулась цитадель, и громко расхохотался говоривший с ним:

– Отныне, о доблестный хайдук, твое тело станет принадлежать мне! А ты, безгласный, бездыханный, бессильный, будешь во веки веков охранять цитадель.

И стало так.

С тех пор душа хайдука, заключенная в камень, пребывает в цитадели, бессильная изменить свою жалкую участь.