Джеймс Клеменс - Ведьмин огонь Страница 4

— Я знаю, что час поздний, но… этот ребенок? — он кивнул на мальчика: — Вы собираетесь пожертвовать даже им! Не спросив, не узнав…

— Я был рожден для этого, добрый воин, — ответил мальчик, заговорив в первый раз, но спокойно и твердо. Эррил вдруг подумал, что не узнал даже имени мальчика, хотя его акцент выдавал в нем жителя прибрежного города. — Это Чи привел меня в яблочную корзину, чтобы я смог пересидеть там нападение лордов ужаса. Свершается то, что должно свершиться.

— Мы с ним уже обо всем переговорили, — улыбнулся Шоркан, выходя из круга и кладя руки на плечи брату: — Не бойся, мой старший брат. Мы делаем лишь то, что должны, — и он крепко обнял Эррила.

В ответ последний тоже порывисто прижался к брату и надолго замолчал, опасаясь, чтобы какой-нибудь звук не нарушил глубину его любви и отчаяния.

Но вот Грешюм прокашлялся, поставил свечу на камин, и Эррилу пришлось в последний раз стиснуть брата в прощальном объятии.

— Что будет тотемом Книги? — деловито осведомился старик, вытирая воск с пальцев о мантию, и Эррил заметил, что он словно стал прямее и выше ростом. С того момента, когда старый маг в последний раз прибегал к магии, прошло уже немало времени. — Тотем тоже будет воплощен в Книгу.

Шоркан вытащил из кармана колета потрепанную книжицу, и Эррил немедля узнал розу, вышитую золотом на ее обложке. Позолота стерлась и теперь лишь тускло светилась в неверном мерцании огня.

Это был дневник Шоркана.

— Я носил его на груди все три последних года, — задумчиво прошептал он, после чего твердой рукой положил дневник в середину круга, а потом достал из-за пояса небольшой кинжал, рукоять которого также венчала выпуклая роза.

Задумчиво помолчав несколько мгновений, Грешюм тоже вытащил откуда-то из глубин своих лохмотьев изящную дагу и внимательно посмотрел на мальчика.

— У меня своего нет, — ответил малыш, глядя широко распахнутыми синими глазами на мага: — Он остался в школе.

— Впрочем, неважно, — поспешил ему на помощь Шоркай: — Сгодится любой нож. Наши лезвия тоже не больше чем бутафория.

— И все же необходимо, чтобы нож был хотя бы соответствующей формы, — проворчал Грёшюм: — Мы не простым делом занимаемся.

— Выбора все равно нет. Ночь идет к перелому, — Шоркан обернулся к брату и торжественно поднял руку: — Дай мне твой кинжал — тот, что подарил отец.

В душе Эррила как будто заныло, появилась чудовищная пустота, но он твердой рукой освободил из ножен кинжал и положил стальной клинок с деревянной рукоятью на широкую ладонь брата.

Шоркан подержал оружие на ладони, словно взвешивая, и сурово заговорил:

— Отойди от нас на три шага, Эррил, и не приближайся, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, — до тех пор, пока не поднимется столб белого света.

Эррил повиновался и отошел, после чего все трое упали на колени посреди воскового круга. Шоркан передал свой кинжал с розой мальчику, оставив себе отцовский.

— Что ж, давайте готовиться, — услышал Эррил голос брата и увидел, как тот острым концом лезвия провел у себя на правой ладони тонкую алую линию. Грешюм повторил это действие на левой руке, держа дагу в зубах, и только мальчик все еще никак не мог решиться.

Шоркан заметил его колебания:

— Нож заточен отлично. Не бойся, режь быстро и почувствуешь лишь мгновенную боль.

Но мальчик по-прежнему не поднимал руки с кинжалом. Грешюм переложил дагу изо рта в окровавленную ладонь:

— Ты должен сделать это по своей воле, малыш. И снять эту ношу с тебя никто не может. Даже мы.

— Я знаю. Но я в первый раз…

— Быстро и чисто, — приказал Шоркан, и мальчик почти зажмурился, гримаса пробежала по лицу, а лезвие кинжала скользнуло по ладони. Через несколько секунд она, как чаша, была уже полна алой кровью. Мальчик поднял на Шоркана заблестевшие влагой глаза.

— Отлично, — одобрил тот. — А теперь начнем.

И все трое возложили окровавленные ладони на дневник, касаясь друг друга кончиками пальцев, словно нежные любовники.

— Как смешивается наша кровь, так утроится и наша сила. Пусть трое станут одним.

Эррил не сводил глаз с красной руки мальчика, протянутой к двум взрослым ладоням, до тех пор, пока все три их кисти не превратились в слепящее пятно. По комнате пробежал ветер, приподняв черные волосы Эррила. Поначалу ему показалось, что это всего лишь дует из окна, но в лицо ему дул не холодный, а теплый ветер, отдававший весной.

Все трое молились, опустив головы и беззвучно шевеля губами. И по мере их молитв ветер становился все сильней и сильней, жарче и жарче. Он завивался вихрем по комнате, и круг посередине становился все бледнее. Ветер крепчал, обретая плоть и цвет, а круг и те, кто в нем, все больше превращались в бесплотные тени. В этом тающем кругу реальной оставалась лишь книга, становившаяся все ярче, в то время как маги, превратившиеся уже в прозрачные статуи, таяли, как снеговики на солнце.

Ветер перерастал в ураган. Эррил с трудом держался на ногах под горячими порывами разноцветных вихрей. Глаза щипало, дышать становилось нечем. Его начинало затягивать в эпицентр, но тут он неожиданно увидел брата, вернее его прозрачное тело, взметнувшееся в середине круга.

— Нет! — пронзительно крикнул он, и с этим криком дневник распахнулся, взлетая кверху, и из него хлынул слепящий свет. Но это длилось всего лишь какое-то мгновение, а затем огненный столб словно втянулся обратно на страницы.

Эррил протер глаза, пытаясь избавиться от рези, но в это время мальчик, такой же прозрачный, как и остальные двое, начал пятиться от книги.

— Стоять! — закричал Шоркан, но мальчик, казалось, не обратил на это приказание внимания и продолжал подвигаться к границе воскового круга. Тут, почувствовав какое-то сопротивление, он наклонился и сделал явное усилие, чтобы преодолеть невидимый барьер. И мальчик оказался сильнее и начал выходить из кольца, причем освободившиеся части его тела начинали вновь обретать плоть и цвет.

Однако то, что выходило, уже не было человеком!

И когда он вышел полностью, вместо бледного мальчика перед Эррилом оказалось грубое животное на мощных кривых ногах.

— Останови его, Эррил! — услышал он вопль брата. — Останови, или все будет потеряно, и мы обречены!

Но прежде чем Эррил ответил, из круга вырвался очередной порыв ветра и перенес его через всю комнату, бросив на ложе. Комната погрузилась во тьму, поскольку от ветра погасли все свечи и даже огонь в камине.

И сразу же после этого ветер полностью стих, словно кто-то закрыл дверь и оградил комнату от жестокой зимней бури. Эррил с трудом поднялся и обшарил комнату. Он был один.

Неожиданно снова сам по себе запылал огонь, и от него доносился явственный запах амбры. Морщась от внезапного света, Эррил увидел дневник брата, валявшийся на ковре открытым. Страницы его были мертвенно бледны, и никакого сияния от них не шло.