Валерий Иващенко - Чёрная вьюга Страница 4

Спинка глубоко набрала в рот воздуха и… Некоторое время все молчаливо разбирались в подробностях адреса, куда она послала бригадира и всех мужиков заодно. Вот же трещотка! Кулаки братьев синхронно поднялись… рикошетом от улетевшей в задок бабы досталось и Люське.

– Сволочи вы, мужики, – беззлобно заметила последняя, осторожно трогая разбитую и стремительно наливающуюся губу. – Кто сильнее, тот и прав, да?

– А таки да. Михеич не только бригадир, но и тот год был поселковым депутатом. Он теперь единственная и власть, и сила, так что… – смущённо отозвался так и не шелохнувшийся Лёха. – Михеич, я что-то такое слыхал, но мать никогда не рассказывала, всё губы поджимала да хмурилась. Что там за рамсы с моей бабкой?

Сидевший за рулём отозвался не сразу, но всё же ответил. Было то, когда он жил в соседней Ясиноватой, да и бабуля Лёхина, тогда ещё живая, там же обреталась. И как-то, ещё во времена бровастого генсека, проходил через пятую ветку станции спецвагон с несколькими арестантами. Да нет, не урки – диссиденты. Молодые парни и девчата, захотевшие найти свой путь в жизни. А везли их на Жёлтые Воды – разумеется, то не курорт и даже не просто зона. Про урановую смолку слыхали? Как раз на том руднике и добывали…

– Как они сбежали, то мне неведомо, но твоя бабка потом так лихо операм и комитетчикам глаза отвела, что неделю те ничего не могли вынюхать. У неё тогда тишком гостил слепой бандурист, из тех, что в людях ходят да про правду и кривду спивают… вот она беглецов с ним и спровадила – уж тому мудрому человеку, да молодые глаза и руки в помощь очень кстати приключились.

И вышло бы всё хорошо – да подзабыли как-то скинувшиеся беглецам втихомолку кто чем мог люди, что попик из тамошнего прихода постукивал в органы. А может, тогда ещё и не знали просто.

– Сосед наш по улице как раз в райотделе служил, рассказывал. Её даже не судили, расстреляли в песчаном карьере за городом, где Григорьевские отвалы. Боялись очень, что сглазит – за ней слава ходила ох какая непростая. Ну, пил он беспробудно потом, весь день. А на следующий взял и в сарае повесился. Таки бабуля твоя что-то успела пошептать перед смертью, Лёха. Очень она не любила краснопогонников, её ж отца… твоего прадеда, тоже в тридцать восьмом замели.

Уже давно растаяли в огненном мареве слова бригадира, даже совсем другая улица подсовывала под колёса препятствия, а в салоне захламлённого автобуса царило невыносимое молчание.

– Дуришь ты нас, бригадир, – засмеялась тощая Люська и тут же ойкнула, облизала распухшую губу. – Лёха наш, выходит, весь из себя колдун потомственный – а мы со Спинкой что, святые девы Орлеанские?

– Дуры вы просто, – Михеич уступил место за рулём Андрюхе и с усталым вздохом распрямил спину. – Тот старый бандурист как раз твой прадед и был, Люська. Остап Авдеич, бывший ротмистр аргунского полка. Хоть я тогда ещё совсем малец был, под окнами подслушивал, но помню до сих пор – пел он очень душевно.

В другое время забавно было бы смотреть, как сквозь покрывающую лицо девицы пыль проглянула бледность. Да уж, нечем крыть Люське! Потому как на любой праздник она завсегда была желанная гостья в каждом доме – пела так, что даже деды и старухи слезу пускали. Забывшись, соловейкой называли… И если б не несносный характер и язык куда там тому помелу, не было б у дивчины отбоя от женихов.

– Не, чё-то не клеится, Михеич. Хороших-то людей пол-Украины, но отчего именно мы? – Лёха с Лёнчиком по своей привычке не бездельничать уже нашли себе работу и теперь возились с проводами – судя по виду, сооружали переноску на длинном шнуре. А что, пригодится…

Бригадир оторвался от бутыли шипучей минералки и классически огрызнулся. В том смысле, что раз такие умные, то пусть предложат версию получше. Очень кстати из задка салона выбралась насупленная Спинка Минтая. Наверное, оба стремительно синевших фингала её побаливали, потому что она молчала, старательно поджав губы. И не раскрыла рта, даже закончив с Люськой составлять перечень и подав его Михеичу.

Тот некоторое время просматривал испещрённые каракулями листки, а потом со вздохом сунул их в карман.

– С лекарствами туго, но у нас и врача-то нет, – поморщившись заметил он…

Нет, лучше б они к церкви и не заезжали! Вернее, чуть натужное пыхтение двигателя так и не вытолкало автобус на самое высокое место города – Андрюха вдруг бросил баранку и утопил тормоз с глухим рычанием.

Разматывавший кабель Лёха со сдавленными проклятиями полетел на пол, а сверху с матюгами растянулся Лёнчик, пребольно заехав по рёбрам плоскогубцами. Однако, не сразу они нашли в себе силы подняться и глянуть в окна – отчего-то смотрели снизу в белеющее и белеющее лицо водилы с проступившими на нём скулами. И на пару оранжево блеснувших слезинок…

– Не, Натаха, ну никак это не может быть кара господня, – Андрюха успокаивающе гладил рыдавшую на его плече Спинку, упрямо не поднимая глаз за окно. – Мы ж в Донбассе не бендеровские недобитки, и не прихвостни помаранчевые.

Так и осталось неизвестным – то ли прокатившаяся волна ослабла здесь немного, то ли чуть выдохлась или поленилась – но площадь возле свечкой оплывшей церкви изобиловала вовсе не пятнами копоти от сгоревших человеческих жизней. Скелеты, скелеты, скелеты… особенно Лёху добил сдвоенный рядок маленьких костяков, словно уснувших гуськом на полпути через улицу от когда-то обретавшейся на углу школы.

– Ссуки! – с темнеющим взором он рванул ворот робы. – Если когда-нибудь доберусь до боженьки – горько он о том пожалеет.

Михеич мрачно кивнул. Эт-точно, как говаривал товарищ Сухов. Если отслуживший своё в сухопутном десанте Лёха доберётся, то мало не покажется – да и сгинувший в Афгане батя его тоже голубиной кротостью не отличался… он отшвырнул прочь недокурок и жадно зачадил новую.

– Запомните это место и это зрелище, люди. Если, как Лёха говорит, доберёмся – чтоб жалость даже и не шевельнулась в сердце.

Рыдающая Спинка сквозь всхлипывания всё ж возразила, что это может быть и диавол, на что Лёха мрачно возразил, что коль творец такое допустил, то и с него спрос не меньший… словно сквозь туман он смотрел, как трясущаяся словно от холода Спинка подхватилась живой ртутью и ловко сковырнула пробку с бутылки оковитой. Раскрутив, проворно потребила в себя чуть не половину, а остальное безапелляционно залила в братьев-электриков. А потом, ухватив их за шкирку, утянула за собой на задок автобуса…

– М-да, в годины страшных испытаний просыпается в людях всякое, – Михеич осторожно вышел из салона и вытащил за собою недоумевающего Лёху и Люську с круглыми глазами.