Сергей Сергеев - Антимир Страница 4

Она остановила ход рассуждения и посмотрела в зеркало. Не встретившись там взглядом с Хрусталёвым, она отправила ему скан: "Ну что, одобряете?".

"Вполне логично и прагматично", — согласился он.

И она, получив одобрение, стала размышлять о вещевых подарках. С женскими разобралась очень быстро, а вот что купить отцу задумалась. "Что же сейчас актуально, что ему нравится и что нужно? А что нравится Виктору, что он любит? А любит он… себя". Тут ход её мыслей сломался, то ли она просто перестала размышлять, что такое очень сложно представить, но скорей всего поставила блокировку, не хотела делиться.

Он посмотрел в зеркало и встретился с ней взглядом. В нём была тревога и разочарование. Он понял главную вещь, личные дела Марии Анатольевны не сложились, её первая любовь Виктор Черников после лечения в Швейцарии, хотя и восстановил свою память, но в сердце по отношению к ней был холоден.

Маша, более продвинутая в понимании интуиции, намекала ещё при отъезде за границу Хрусталёву на такой вариант развития. Андрей успокаивал и обнадёживал её, но тем и отличается мужчина от женщины, что в делах сердечных они просто профаны.

До самой посадки в автобус они телепатически больше не взаимодействовали, так перебрасывались изредка по мере необходимости отдельными фразами вслух, и на этом всё.

Июльское солнце уже пряталось за городские многоэтажки, близился закат, когда междугородний автобус отъехал от посадочного поста. Мария помахала Хрусталёву рукой из окна, а он, садясь в салон автомобиля, посмотрел на часы, сборы и проводы растянулись на целых четыре часа.

"Спасибо за помощь", — уловил он её скан.

"Счастливого пути", — ответил он, прочтя огромный плакат на выезде из автовокзала.

Глава 2

Алексей мягко проснулся, будто и не спал вовсе, а так лишь прилёг подремать, закрыв глаза. Он, не меняя положения головы, бесцельно шарил по комнате глазами, смотрел то в потолок, то в зеркальные половинки сдвижных дверей шкафа-купе. На самом деле, он старался заглянуть внутрь себя, но не знал, как это сделать и возможно ли такое вообще. И всё же, из утреннего мироощущения он выделил одну новизну, можно сказать — странность, у него стали появляться и иные желания, кроме той, которая присутствовала при болезни.

"Значит, выздоровел", — подумал он и продолжал наблюдать отражение в зеркале, не сознавая и не анализируя видимое. Его мысли витали где-то, и казалось, цепляли там новые, не свойственные его натуре и сознанию, рассуждения.

"Почему они не понимают меня? И почему их взгляды и образ жизни так противны мне? Я хочу быть лидером, а они говорят: "Тщеславие, гордыня". В их понятии получается, что лидерство, стремление к лидерству, развивают три вредных качества в человеке, с которыми бороться ещё сложней, чем с лидерством. Это — тщеславие, властолюбие, корыстолюбие. Да, детские болезни взрослых. Я хочу построить свой мир, а они говорят, живи в том, который уже создан, и им нравится. Почему я не имею право на жизнь, которая нравится мне? Почему я должен прожить её по законам, мной не приемлемым?"

"Вон Помпей живёт по своим волчьим законам, а для всех создаёт вид, что он ягнёнок. Наведывался в больницу и наговорил кучу глупостей и гадостей, прошло столько времени, а разговор всё не выходит из головы". И он, не заметив, как перешёл с абстрактного мышления на конкретные образы, снова стал вспоминать диалог с бывшим мэром и своим шефом, партнёром по бизнесу Помпеевым Владимиром Петровичем.

— Это уже не двойной стандарт, а тройной, думают одно, декларируют другое, а делают третье, — рассуждал Помпей, развалившись в гостевом кресле у окна больничной палаты класса "люкс".

Владимир Петрович пришёл проведать, как он выражался публично, своего больного друга лишь по звонку от доктора через две недели после трагического случая с взрывом машины. Это он позаботился, чтобы Алексея положили в лучшую палату отделения, так как считал, что этот человек ему ещё пригодится, да и помочь кроме него в тот момент было некому. Старые связи, пока дело не касалось шкурных вопросов, не давали сбоев, и знакомый главврач откликнулся на его просьбу позвонить, как только Ухваткин начнёт проявлять первые признаки адекватности реальной обстановке.

— Америка нацелилась на нашу Сибирь, Олбрайт проболталась раньше времени. И небоскрёбы они взорвали сами, их спецслужбы, чтобы на белом коне въехать в Афганистан, — продолжал Помпеев и посмотрел в лицо Алексею, стараясь уловить по мимике настроение и определить момент, когда от пустой болтовни можно перейти к делу.

Лицо Алексея ничего не выражало, как всякое лицо больного человека, перенёсшего кризис, было слегка одутловатым и воскового цвета. Да и сам Алексей не показывал заинтересованности в разговоре о политике и лишь для того, чтобы не молчать, переспросил Помпея:

— Зачем им это нужно?

— А вот ты подумай сам, — оживился Помпей первому сигналу к началу диалога и даже привстал, оторвав туловище от мягкой спинки кресла, — талибы и Бен Ладен созданы американцами для борьбы с советской оккупацией, но тут Горбачёв выводит войска, и режим Наджибуллы продержался недолго, а пришедший на смену режим с сильной фигурой Ахмад Шаха Масуда в правительстве всё-таки тяготеет к России, что опять не устраивает американцев. Они убирают Ахмад Шаха, позволяют талибам захватить власть, показывают всему миру какие те нехорошие, что они не друзья Америке, а террористы и после взрыва вводят свои войска и НАТО в Афганистан.

— Ну и что, какая здесь связь с твоим тройным стандартом? — вяло и с интонацией безразличия озвучил напрашивающийся само собой вопрос Алексей.

— Погоди, не торопи, — мягко противостоял Помпеев, — после ввода и оккупации, они разрешили афганцам, простым дехканам, выращивать не хлеб, а мак, и помогают организовывать поток наркотиков в Россию и Европу. Со временем Россия деградирует, жители станут попросту наркоманами, вот тогда разделяй и властвуй. Европа уже давно карманная, европейская часть России на игле, отделяй Сибирь и все дела. Дальний Восток — китайцам, Курилы и Сахалин — японцам, талибам — Среднюю Азию, у них много союзников найдётся.

— Это твой личный вывод или прочёл в интернете? — мягко усмехнулся Алексей.

— Это моё заключение основано на досье, — в этот момент Помпей сделал преднамеренно паузу и снова посмотрел в лицо Ухваткину, — я давно на них компромат собираю и, проанализировав всё, просчитал их ходы.

— Не понял, — удивлённо переспросил Алексей, хотя лицо оставалось непроницаемым, — какое досье и на кого?