Андрей Ерпылев - Город каменных демонов Страница 4

Не раз, не десять и не сто раз хватал он кувалду, дабы сокрушить, стереть во прах все множившееся и множившееся каменное воинство, не только заполонившее мастерскую, каретный сарай, двор и сад, но и лезущее в дом, отвоевывающее одну комнату за другой, загоняющее хозяев все выше и выше. Лишь одна преграда существовала для рыцарей и драконов, гарпий и единорогов, гордых монархов и рвущих цепи рабов: ограда владений Виллендорфа. За нее они если и переступали когда, то непременно возвращались под родной кров после бесплодных попыток завоевать хотя бы клочок жизненного пространства вовне.

— Услышь же меня, Господи!.. — бился и бился у пронзенных мраморным гвоздем ступней Спасителя потерявший веру во все на свете ваятель. — Снизойди до жалкого раба твоего! Хотя бы на склоне лет дай мне частичку того, к чему я так долго стремился…

— Ты не прав, сын мой, — раздался дребезжащий старческий голос из-за спины молящегося, и Юрген, вздрогнув, обернулся.

В нескольких шагах от него стоял, скорбно качая головой, сухонький старичок — настоятель церкви Святого Михаила преподобный отец Губерт. Они много лет были знакомы, и не раз набожный скульптор совершенно бесплатно предлагал церкви свои работы, среди которых в изобилии присутствовали образы различных святых и праведников. Увы, пастырь Божий всегда вежливо, но непреклонно отказывался, сетуя на пронизывающий все виллендорфовские скульптуры дух противоречия, отсутствие смирения и бунт грешной плоти, неприемлемые для храма.

— В чем я не прав, отец мой?

— Ты требуешь там, где должен смиренно просить, упрекаешь в том, за что должен благодарить, не видишь того, на что Создатель указывает тебе своим перстом…

— Это я не смиренен? — горько улыбнулся Юрген. — Это я неблагодарен?.. Я бы не удивился, услышь все это из других уст, но из ваших, святой отец…

— И тем не менее это так, сын мой. Господь до последнего мига испытывает нас перед тем, как пролить свою благодать.

— И когда же он намерен ее пролить? Не на мой ли гроб?! — Лицо скульптора исказилось: он почти кричал. — Я не святой подвижник, отец мой, чтобы вдоволь насладиться посмертной славой, лежа в сырой могиле! Мне незачем беседовать о красоте мрамора и гранита, чистоте линий и блеске полировки с могильными червями! Я хочу признания сегодня, сейчас!

— Смирись, грешник! — возвысил голос священник, осеняя беснующегося Виллендорфа крестным знамением. — Покайся в гордыне!

— Мне не в чем каяться! — вскочил на ноги Юрген, запахиваясь в плащ и нахлобучивая шляпу на глаза. — Если в чем-то я и виноват перед ним, — небрежный кивок через плечо заставил преподобного Губерта в ужасе отшатнуться, — то лишь в долготерпении!..

Едва не сбив с ног попятившегося святого отца, скульптор стремительно прошагал между рядами скамей, и развевающийся за его спиной плащ плескался, будто черный флаг. Нет, будто черные крылья.

— Остановись, несчастный!..

Но двери уже захлопнулись, оставляя отца Губерта наедине с его ужасом…

1

— Ну, блин, дороги! Всю подвеску здесь разобьем! Руки бы оторвать тем фрицам, которые эти булыжники сюда понавтыкали!..

Водитель Гавриила Игоревича Шалаева (он же Гаврик Шалавый, он же Гаврюша, он же Шалва), некогда уголовного авторитета, а ныне вполне респектабельного члена общества, помощника депутата Государственной думы, без пяти минут олигарха, никак не мог успокоиться. Примерно с того самого момента, как кортеж свернул с асфальтированной трассы, пусть и не дотягивавшей по качеству до европейского автобана, на древнюю брусчатку.

— Успокойся, Батон, — лениво бросил ему «правая рука» шефа Михаил Холодный, сидящий, как и положено «правой руке», справа от хозяина. — Тем фрицам руки уже давным-давно поотрывали. А натыканы каменюки были как раз по уму… Это наши за шестьдесят лет довели тут все до ручки. Вот в Германии, поверишь — нет, брусчатка до сих пор такая, что у «мерса» покрышки по ней идут как влитые, а у нас даже на Красной площади — бугор на бугре…

— А вот в Праге… — подал голос с переднего пассажирского сиденья шеф охраны Сергей Малютин, начинавший карьеру в спецназе ГРУ под ласковой кличкой Малютка, но быстро доросший до Малюты.

— Заткнитесь все! — оборвал разговор шеф, который все еще не мог отойти от перелета. — Тоже мне развели бодягу: «Германия», «Прага»… О делах думайте, а не о «мерсах» долбаных! Кстати, — ткнул он здоровенным кулаком в шею притихшего Батона. — Если у тачки хоть что-то с подвеской случится — я тебя под эту самую брусчатку закатаю! Таких, как ты, сто штук нужно, чтобы ее окупить. Понял?!

— А я чо, Гаврил Игорич?.. — заныл парень. — Я разве виноват?..

— Аяччо — это город такой в Италии! — блеснул эрудицией Холодный, надеясь развеселить хозяина, но тот лишь зыркнул на него бешеными белесыми глазками.

— Сиди! Географ выискался! Лучше думай, как этого пентюха местного обломать!

Задуматься тут было над чем.

Когда до Холодного из весьма достоверных источников дошли вести, что есть еще в России уголок, которого не коснулась загребущая рука отечественного бизнеса, он, признаться, не поверил. Ладно бы где-нибудь в Сибири, на Дальнем Востоке, в крайнем случае — на Урале или в глубинке Нечерноземья. Развалины коровников и гигантские производственные цеха, по которым гуляет ветер, ничем, кроме земли под ними, серьезного предпринимателя заинтересовать не могут. Но тут речь шла совсем не о заштатном Хоревске или какой-нибудь заброшенной деревушке — осколке бывшего колхоза-миллионера. «Неохваченным» оказался целый город в Калининградской области, в свете новых веяний все чаще именуемой по старинке Восточной Пруссией.

Конечно, тоже не бог весть что — городишко в полтора десятка тысяч жителей, какой в любом другом регионе ни за что не поднялся бы рангом выше поселка. Но стоило взглянуть на карту, как зеленая червивая антоновка тут же наливалась спелостью и тянула на солидный джонатан: город располагался в полусотне с небольшим километров от моря и примерно на таком же расстоянии от границы. Интернет еще прибавил веса сладкому плоду: литейный завод плюс настоящий и, главное, совершенно целый рыцарский замок в городской черте! Производство и турбизнес в одном стакане. А уж живописные фото с горбатыми булыжными мостовыми, совсем европейскими домиками и крошечными площадями, которые украшали памятники неведомым рыцарям и королям, превратили Краснобалтск в настоящий деликатес.

Смущало название, от которого на версту несло «совком», но стоило выяснить старое, немецкое имя городка, и все вставало на свои места.