Майкл Суэнвик - Драконы Вавилона Страница 4

Что же касается тетки, Слепая Энна представляла собой для Вилла нечто очень немногим большее, чем совокупность правил и указаний, которые следовало по возможности нарушать, и мелких домашних работ, от которых следовало отлынивать. Крайне набожная старуха, она чуть не каждый день убивала во славу Безымянных всяческих мелких зверьков и либо закапывала их трупики под полом, либо приколачивала гвоздями над дверью или окнами. В результате в их хижине постоянно воняло дохлятиной и, как казалось Виллу, благостным ханжеством. Тетка все время что-то бормотала себе под нос, а когда ей случалось напиваться (очень редко, два-три раза в год), она выбегала на ночную улицу в чем мать родила, садилась задом наперед на корову и принималась так нахлестывать ее по бокам ореховым прутом, что бедное животное носилось вверх-вниз по холмам что твой скакун, и продолжалось это до тех пор, пока тетка не падала на землю и не засыпала. Утром Вилл находил ее, заворачивал в одеяло и отводил домой. Но настоящей близости, как между родными, между ними никогда не было.

Вот это и рассказал он дракону, довольно бессвязно и с бесконечными остановками. Дракон слушал и молчал.

А холод тем временем добрался до подмышек. Почувствовав, что холодеют и плечи, Вилл содрогнулся.

— Ну пожалуйста, — взмолился он. — Господин дракон… твой лед подбирается к моей груди. Если он коснется сердца, я, наверное, умру.

— Хмм? Да, я немного задумался.

Кресло убрало свои иглы, руки Вилла все еще оставались онемевшими и безжизненными, но холод больше никуда не полз. А потом его пальцы начало слегка покалывать — первое обещание того, что чувствительность к ним в конце концов вернется.

Люк с шипением открылся.

— Теперь ты можешь уйти.

Вилл не столько вышел, сколько вывалился на забытый его глазами свет.

Всю следующую неделю, а то и дольше над деревней висело тревожное ожидание. Но так как дракон никак себя не проявлял и ничего страшного не случалось, деревенская жизнь мало-помалу вернулась в привычную, веками наезженную колею. Впрочем, одно отличие было: главная площадь погрузилась в полную глухую немоту. Люди на ней больше не появлялись, а все окна, на нее выходившие, были плотно закрыты ставнями.

Как-то раз Вилл и Пак Ягодник проверяли в лесу свои силки на кроликов и жирафов (последний жираф был пойман в Авалоне боги уж знают сколько лет назад, но они не теряли надежды), и тут на тропинке показался Точильщик Ножниц. Пыхтя и отдуваясь, он тащил в охапке что-то большое, жарко блестевшее и, как видно, тяжелое.

— Эй ты, жиряга кривоногий! — крикнул Вилл, только что закончивший связывать за задние лапы двух кроликов, чтобы перекинуть их через плечо. — Где ты спер такую штуку? И что это вообще такое?

— Не знаю, ребята, само с неба упало.

— Врешь ты все! — фыркнул Пак.

Мальчики затанцевали вокруг толстого недотепы, пытаясь выхватить у него золотую (а как же иначе?) штуку. Она была похожа отчасти на корону, а отчасти на птичью клетку. Желтый металл ее прутьев и перекладин сверкал как надраенный, она была сплошь расписана черными рунами, каких в их деревне отродясь не видали.

— Зуб даю, это яйцо птицы Рух, а то и феникса! — сказал Пак.

— Куда ты ее тащишь? — перебил дружка Вилл.

— В кузницу. Может, они смогут сковать из нее что-нибудь полезное. — Точильщик Ножниц, так и продолжавший идти к деревне, оттолкнул чрезмерно разыгравшегося Пака, чуть не выпустив при этом свою добычу. — Может, они дадут мне за нее пенни, а то и все три.

Ромашковая Дженни вынырнула из цветов, густо росших на опушке за свалкой, а как только завидела золотую штуку, помчалась, тряся своими тощими косицами, прямо к ней с отчаянным криком:

— Это-мне-это-мне-это-мне!

Словно ниоткуда появились две вредные дразнючие девчонки и мальчишка, постоянно лазавший по крышам. Подручный Плавильщика с грохотом выронил охапку собранного на свалке металлолома и присоединился к общему веселью, так что к тому времени, когда Луговая тропинка перешла в Грязную улицу, пунцовый от злости, отчаянно ругающийся Точильщик уже из последних сил отбивался от облепивших его детей.

— Вилл, бездельник ты несчастный!

Повернувшись, Вилл увидел, что к ним идет его тетка, Слепая Энна. В руках у нее были два ивовых прута, очищенных от коры, и вот этими прутьями, словно длинными белыми усами, она ощупывала на пути своем землю. Ее лицо не предвещало ничего хорошего. Вилл попятился. Ему очень хотелось бы убежать, однако весь его долгий опыт говорил, что в этом нет никакого смысла.

— Тетя… — начал он неуверенно.

— Ну что, «тетя, тетя», — передразнила его Слепая Энна. — Жабы не закопаны, крыльцо сто лет не мыто, а этот оболтус тут прохлаждается. Ну почему, когда нужно работать, тебя непременно нет дома?

Она взяла его под руку и потащила к дому, все так же ощупывая дорогу своими прутьями.

А Точильщик Ножниц был настолько зол на детей, что совсем забылся и позволил своим ногам направиться старым привычным путем — через главную площадь, а не в обход. В первый раз с того времени, как в деревню приполз дракон, умолкшую было площадь огласили звонкие детские голоса.

Вилл, которого тетка уводила в другую сторону, с завистью оглядывался на своих резвящихся друзей.

Желая прояснить причину столь неожиданного шума, дракон приоткрыл один глаз и тут же встревоженно вскинул голову. И громогласно скомандовал:

— Брось это!

Точильщик Ножниц послушно разжал руки. Непонятное устройство взорвалось.

Магия представляется воображению чем-то привлекательным, великолепным, но на практике она ужаснее всего, что может нарисовать воображение. Бесконечно долгий момент ошеломления и смятения оставил Вилла лежащим навзничь на утоптанной, твердой, как камень, уличной земле. В ушах у него стоял звон, все тело онемело. Рядом с его головой мелькали чьи-то ноги — какие-то люди куда-то бежали. И кто-то стукал его палкой. Нет, двумя палками.

Он кое-как сел, и конец одной из палок чуть не угодил ему в глаз. Он поймал эту палку двумя руками, дернул ее и обиженно завопил:

— Тетя, ты что?!

Слепая Энна пыталась выдернуть у него свою палку, продолжая при этом размахивать второй.

— Да перестань же ты, тетя!

Но она, конечно же, ничего не слышала, он и сам-то себя почти не слышал, так звенело в ушах. Он встал на ноги и плотно обхватил тетку руками. Тетка отчаянно вырывалась, и только тут Вилл запоздало обнаружил, что она ничуть не выше его. Да когда же это произошло? Когда его привезли в деревню, он был хорошо если ей по пояс.

— Тетя Энна! — крикнул он ей прямо в ухо. — Это я, Вилл, я здесь и никуда не подевался.