Петр Верещагин - Истинный маг Страница 4

Именно о таких эпизодах ее старый недруг-приятель Талиесин говорил: "сквозь ладони жизнь цедить по капле, погружаясь в зарево огня". Любил бард высокопарный слог, была у него такая слабость – да и сама Морра часто выражалась подобным образом.

Тогда она полагала, что Талиесин верно ухватил суть момента.

Теперь… теперь ей было все равно, прав был бард или ошибался. Важно только одно. Если ничего не предпринять, спустя сорок ударов сердца одной сожженной ведьмой в мире окажется больше (и одной живой, соответственно, меньше). Безвестная ведьма чем-то настолько достала всю округу, что на нее не пожалели ни костра, ни веревок из девичьих кос, вымоченных в источнике Рогатого Кернанна, ни старого ясеня, к которому ведьма и была привязана так, что шевельнуться не могла… но важно совсем другое.

Важно то, что Морра заперта в теле этой ведьмы и, если тело сгорит, на сей раз она умрет окончательно.

Она рванулась. Путы держали крепко, сработаны на совесть – однако до совести бывшей королеве фоморов дела не было. Треск пламени, треск сырого ствола в четыре ладони толщиной… вопль боли, вопль жестоко-радостного ликования толпы зрителей…

На следующий день все то немногое, что оставил костер, покрошили на мелкие кусочки и схоронили под Черным камнем. Ни единой зацепки для нечисти! – суеверия суевериями, но лучше не пренебрегать надежными народными мерами защиты.

Никого не удивило, что от тела осталось значительно меньше, чем должно. Конечно, разбери любопытные скелет по косточкам да сложи как надо, они бы в момент обнаружили, что на костре сгорело существо совсем не человеческого роду-племени… однако любопытных не нашлось, да и мало кого удивила бы принадлежность ведьмы к нелюдям-чужинцам…

Госпожа Моргьен сумела ускользнуть от костра, но смерть получила свое несколько дней спустя. Волшебница истратила слишком много сил, перенося на свое место труп фомора, слишком серьезны были ее ожоги… и слишком слабы – способности к исцелению.

Позволить Морре остаться в живых могло только чудо… а чудо – как раз та вещь, которой с обладателями высокого могущества никогда и ни за что не произойдет. Кто достиг вожделенных вершин могущества, собственной рукой вычеркивает свое имя из Книги Бытия, дабы той же рукой занести это имя на призрачные страницы ее темной сестры – называемой и Книгой Небытия, и Скрижалями Запрета, и Шелковым Свитком. Для того, кто провернул такое и остался в живых, становится доступно многое, а сам он – напротив, недоступен для массы опасностей, что угрожают смертным. Потому что смертным, чье имя можно отыскать в Книге Бытия, он более не является. Но это значит также, что недоступен он и для даров, которые изредка выпадают смертным, так как дары эти заменил ему собственный Дар.

Нельзя сотворить все из ничего, не став при этом ничем…

СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ТЕПЕРЬ

…Первым звуком в его новой жизни стало журчание ручья. Медленное, рокочущее, удовлетворенное.

Первый свет в его новой жизни пробивался сквозь прорехи в тяжелой, грубой ткани.

А вот первым запахом в его новой жизни был не яблоневый цвет. И не кислый аромат перебродившего козьего молока.

Пахло всего-навсего гнилым мешком, который в лучшие свои дни служил для хранения полусырого сена, потом был понижен в должности и стал пыльной тряпкой, потом оказался сброшен с полок и некоторое время работал тряпкой половой… а сейчас отправлялся вместе со своим содержимым в последний путь. Мешок тут был ни при чем – просто хозяин топил ненужных котят.

Новая жизнь оказалась короткой, вздохнул Кречет перед тем, как мешок с привязанным к горловине камнем окунулся в воды Западного океана…

Тучи. Ветер. Сиплый клекот цапель.Не увидеть мне исхода дня —Сквозь ладони жизнь цедить по капле,Погружаясь в зарево огня…

Небо не ответит на молитвы,Пеклу богохульства не слышны.Тем, кто не узрел последней битвы,Более не важен ход войны.

Ткач не создает мечей и шлемов,Булочник – не строит городов,Ну а тот, кто вырвался из плена,С камнем в море прыгать не готов.

Пламя. Дым. И небо, словно сажа,Солнечным багрянцем шепчет мне:Смерть – для тех, кто предан и отважен,Жизнь – для тех оставь, кто поумней…

БУДУЩЕЕ

"Оставьте дорогу мертвых, идите тропой живых…

Так ты говорил, Талиесин?

Правильно говорил.

Великим магам – что дороги мертвых, что тропы живых, все едино. Зато не все едино – жив оный великий маг или мертв."

Моргьен скупо улыбнулась. Великие маги умеют преодолевать стену из нетесаных камней, которая разделяет Серые равнины и земли живых, умеют уходить в смерть и возвращаться в жизнь.

Умеют, даже если некуда возвращаться.

Как в ее случае.

Однако, если возвращаться некуда, великому магу приходится оставлять часть себя в краю мертвых. И не просто часть, а очень… особую часть.

Нет, не Дар – он нужен, чтобы вернуться.

Не дух и не сердце – они нужны, чтобы пожелать вернуться.

Не разум и не память – без них возвращение обратится в горькую пародию на себя же, лишенный разума не будет многим отличаться от ходячих мертвецов, какие прислуживают некромантам, а лишенный памяти – вожделенная добыча всякого, кто жаждет власти, и некроманты еще не худшие из таких.

Не плоть – на Серых равнинах ее достаточно, в краю живых – тем более, и проку от плоти ни там, ни там немного.

Эту особую часть Видящие Суть обычно представляют в форме свечи, которая не столько горит, сколько искрит. Искры эти не дают тепла и не разгоняют темноту, но смотреть на них много приятнее, чем на обычный огонь. Что собой представляет эта искрящаяся свеча, Видящие Суть до сих пор толком не знают. Видеть – видят, но понять не могут. Такое у них случается, хотя и нечасто.

Видящей Суть Морра не была. Но свечу видела. И держала в руках. И прежде, и теперь.

Правда, теперь свеча была – ЕЕ свечой.

Она не могла сказать, что чувствует, оставляя твердый восковой столбик на берегу безымянного озера, где не было воды. Она не видела искр, лишь Видящим Суть дано разглядеть собственный свет без посторонней помощи. Но даже когда Моргьен потеряла из виду озеро, наполненное пылью, даже когда она перебралась через невысокую каменную стену и увидела впереди тропу живых, – она продолжала чувствовать искрящуюся свечу.

Видящий Суть увидел бы больше. Он увидел бы, что с каждой искрой, сорвавшейся с фитиля, свеча становится короче. Чуть-чуть, на толику волоска – но короче.

Чтобы увидеть свет, следует поместить его в темное место, говорили мудрецы – и были правы. Однако свет сам по себе не существует, он может быть лишь порожден чем-либо – а вот темнота в источниках не нуждается. Поэтому свет может сиять хоть в самом сердце темноты, но время его жизни там ограничено жизнью того, что его порождает. Как время жизни костра ограничено запасом хвороста…