Патриция Маллен - Повелители камней Страница 4

— Заводи точило, Ньял, и мы снабдим твой клинок жалом.

У Ньяла не было сил протестовать; он только тихо застонал, взялся за рукоятку и повернул тяжеленный точильный камень. Сталь, касаясь камня, оглушающе визжала, но скоро клинок заблестел в руках гнома. Он становился все тоньше и острее.

Гроза прошла, заря осветила небо, когда наконец кузнец кивнул Ньялу, дав знак, что можно отдыхать. В полном изнеможении юноша привалился к стене. Его лицо окаменело, разум и тело опустели: ни мыслей, ни чувств. Он лежал там, где свалился, на полу в углу, и смотрел, как Бродерик обертывает рукоять меча воловьей кожей. Наконец меч был готов. Он ярко блестел.

— Я знаю: обычай людей требует, чтобы ты возвратился к семье для празднования, как только меч будет закончен, — сказал гном, легонько пнув Ньяла ногой. — Так седлай же лошадь.

Ньял двигался словно во сне.

— Стой, девочка, стой! — успокоил он кобылу, когда та прянула в сторону от горна. Перемазанный сажей, он тяжело сел в седло. Гном стоял перед ним, торжественно держа новый меч.

— Я ковал мечи Малриха, сына Малриха, Телерхайда, и сына Телерхайда Брэндона, — медленно сказал он. — Как мой отец до меня и его отец до него, каждый меч я посвящал могуществу Дома Кровелла. Я делал этот меч для тебя, как и все прочие, но я не могу посвятить его тому же, чему были посвящены мечи твоих сородичей.

Несмотря на усталость, этого Ньял стерпеть не смог.

— Бродерик, я работал как проклятый ради этого меча! Имейте совесть, хотя бы посвятите его как положено! Я сын Телерхайда, и это мое право!

— Мы с Телерхайдом были братьями по оружию во время войны, — сказал Бродерик. — Я был с ним в Гаркинском лесу и прошел с ним весь путь до Блуждающего Камня на Волчьем Клыке. Я хорошо знал его. Достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не его сын.

— Что? — Ньял выпрямился. Всю жизнь его преследовали слухи, но никто и никогда не говорил этого ему в лицо.

— Ты не сын Телерхайда, — тихо повторил Бродерик. — Ты никогда не догадывался? Ты рожден Магией и изменой. Твое рождение лежит на тебе тяжким грузом, Ньял. Свет Магии и тень измены будут сопровождать тебя всю жизнь.

— Но вы ошибаетесь! Я сын Телерхайда. Он бы сказал мне…

Бродерик пожал плечами:

— Не мое дело судить о том, что кажется правдой тебе. Но и ты не должен сомневаться в том, что знаю я. — Он поднял руку прежде, чем изумленный юноша успел возразить. — Но раз Телерхайд возвысил тебя и вырастил как собственного сына, я почту за честь посвятить твой меч. — Он поднял меч над головой, и отсвет горна залил клинок теплым золотым светом. — Я посвящаю этот меч судьбе всех племен Морбихана: Других и людей, могущественных и презираемых . Предупреждаю тебя, Ньял, этот меч не такой, как остальные. Он закален твоими потом и кровью. Он зовется Огненный Удар, и это лучшая работа Бродерика из племени гномов. — Отвесив поклон настолько церемонный, насколько можно было ожидать от гнома, кузнец вложил меч в ножны и вручил его Ньялу.

Замотанные тряпками руки юноши кровоточили. Пальцы болели и с трудом согнулись, когда он сжал рукоять, еще теплую от огня. Он вытащил меч из ножен, чтобы проверить его баланс. Сталь была легкой и быстрой, обернутая кожей рукоять плотно лежала в ладони. Описав мечом дугу, Ньял почувствовал, как клинок рубит воздух, гудит, часто пульсируя. И его охватили и радость, и горе.

— Примите мою благодарность, — сказал он. — Это прекрасный меч.

— Теперь скачи домой. Убирайся с глаз моих, и пусть Огненный Удар служит тебе верой и правдой. И будь достоин его. — Кузнец отвернулся и побрел к дому. Его широкие плечи поникли от внезапно навалившейся усталости.

Глава 2

Кровелл некогда представлял собой кольцевой форт, построенный в незапамятные времена великанами для защиты от мародерствующих людей и пикси. Древняя круговая стена была сложена из огромных камней в тяжеловесном, типично великанском стиле. За крепостным валом вдоль дорог и тропинок, выводящих к окрестным полям, сгрудились, прижимаясь друг к дружке небольшие дома. Внутренность старого форта была настолько большой, что вмещала не только замок Кровелла с его огромным залом и множеством комнат, но также конюшню, три яблони, большой огород и просторный, вымощенный серо-голубым песчаником двор, протянувшийся от парадного входа в замок до тяжелых деревянных ворот форта.

Сам замок Кровелла — массивное двухэтажное строение из камня и дерева — был возведен людьми уже после того, как великанов прогнали из их крепости. С юго-восточной стороны в выходящей во двор массивной стене замка было множество окон, забранных лучшим эльфийским стеклом. Телерхайд любил смотреть оттуда на далекий девственный Гаркинский лес. Под бдительным присмотром Телерхайда Кровелл стал важным центром, и на праздник Наименования Меча младшего сына Телерхайда прибыли гости со всего Морбихана.

В ночь, когда был выкован меч Ньяла, Кровелл заполнили толпы — и люди, и Другие. Те, что побогаче, разместились за стенами форта, заставив окрестные поля просторными церемониальными шатрами. Даже конюху Ньяла Тимерилу пришлось потесниться и разделить высокий душистый сеновал над конюшней с гномом Руфом Набом.

Тим был невысок, но для своего роста силен. Его хрупкое с виду тело, казалось, состоит не из костей и мускулов, а свито из узловатой веревки. Как и все остальные, он допоздна не ложился, празднуя канун Наименования Меча Ньяла. Глубокой ночью конюха разбудили звуки яростных ударов. Он прислушался, сдвинул брови, и его простое и симпатичное лицо стало сердитым. Редеющие светлые волосы спутались, в них набилась солома, Тим яростно почесался. Увидев слабый свет, сочившийся в щели между досками стен, он понял, что вот-вот рассветет. И когда снова раздались тяжелые удары, конюх понял, что это такое, и шепотом выругался.

Горка сена рядом с ним зашевелилась. Появилась корявая мускулистая рука, почесала рыжеватые волосы, вытащила комки сена из большущих ушей.

— Снова дикий жеребец? — раздраженно проворчал Руф Наб.

Тим кивнул:

— Сущий единорог. Я еще ни одной ночи спокойно не спал с тех пор, как чародей привел его. Пойду брошу ему сена — может, успокоится.

Он спустился с сеновала по крепкой приставной лестнице и быстро прошел между рядами стойл к тому, из которого слышались удары копыт.

— Тихо ты, зверюга! Успокойся и дай людям поспать! — приказал конюх.

В конюшне было темно. Тим едва различал гордые очертания головы жеребца. Он прищурился, неуверенно всматриваясь в темноту. То ли ему показалось, то ли он на самом деле видел блестящий глаз и прижатые остроконечные уши. Белая звездочка на морде лошади, казалось, на мгновение неподвижно повисла в воздухе, а затем стрелой метнулась к руке Тима.