Андрей Шевченко - Пари Прометея Страница 4

Старик дрожащими руками зажег спичку и прикурил. Едва только пламя коснулось конца самокрутки, как бумага зашипела, вся пошла красными искрами и через несколько секунд Егорыч тупо глядел на остаток самокрутки в пальцах и на рассыпавшуюся по штанам махорку. Самокрутки как не бывало! Запоздало вскрикнув, старик бросил остаток самокрутки и вскочил. Наверное, он так бы ничего и не понял, если бы совсем рядом в кустах не раздалось хихиканье, сначала сдавленное, а потом совсем уже неприкрытое до неприличности. За кустами прятались несколько мальчишек, которые только что не катались по земле от восторга. Ещё бы: им удалось подшутить над стариком, который их всё время гонял и шпынял по поводу и без.

— Ах вы, мерзавцы! Я вас! — Егорыч погрозил палкой и сделал шаг в сторону кустов.

Точно стая вспугнутых воробьёв, мальчишки сорвались с места и хохоча во всё горло умчались, выкрикивая на бегу что-то вроде "а здорово селитра зашипела". Старик достал листок газетной бумаги, предназначенный для самокруток, понюхал его, затем лизнул. Опять горечь. Ну ясно, эти пакостники вымочили бумагу в селитре, высушили её, а затем, выбрав момент, подменили ему заготовки.

Егорыч выбросил испорченные листки, взял в почтовом ящике принесённую бесплатную газету (идти домой не хотелось), всё-таки сделал самокрутку и закурил. Посидев на лавочке с полчаса, он совсем уже собрался идти домой, но опять заныла нога. Егорыч поморщился и потёр ногу. Плохо быть старым, с невесёлой усмешкой подумал он, но быть старым и больным хуже вдвойне. Вот когда был молодой… носился без устали, как вон те мальчишки.

Подумал про них Егорыч по той причине, что мальчишки (возможно даже те же самые, что только что подшутили над ним) весёлой гурьбой неслись по асфальту, как раз мимо лавочки, на которой он сидел. "Побежали к пятому дому, там яму копают!" предложил кто-то из них, и вся ватага дружно побежала через двор в арку. А за ними плелся и пытался их догнать худенький мальчишка. При каждом его движении голова так качалась из стороны в сторону, что казалось будто она оторвётся, да и сами движения ребёнка больше напоминали ходьбу сломанной куклы, а не человека. Он кричал на бегу "Подождите меня, я с вами!", но на него никто не обращал внимания. Никогда он не догонит своих сверстников, подумал Егорыч, потому что ноги мальчишки, изуродованные полиомиелитом, не были способны не то что догнать кого-либо, но даже просто ровно двигаться. Он бешено работал костылями, перекидывая вперёд то своё искорёженное тело, то костыли, но ватага мальчишек уже скрылась в арке соседнего дома. Серёжка (Егорыч даже вспомнил как зовут маленького инвалида) с трудом доковылял до лавочки, на которой расположился старик, в изнеможении рухнул на неё и вдруг навзрыд заплакал. Слёзы оставляли грязные дорожки на его щеках, худенькие плечи вздрагивали. Егорычу стало не по себе. Плохо быть старым и больным, но быть инвалидом с детства… Он привстал с лавочки, подсел поближе к мальчишке и погладил его по вихрастой макушке. Слов в общем то не было, чего уж тут скажешь. Комок подкатил старику к горлу, и единственное, что он прошамкал, было неуверенное "Ну перестань…" Сережка вскинул голову и отдёрнулся в сторону.

— Не надо меня жалеть! Слышите, не надо! Я всё равно буду бегать, так же, как и все… — на последних словах он опять сорвался в плач.

Егорыч опять погладил мальчика по голове. Если бы он мог ему помочь… Если бы тот бред, который ему не то приснился, не то привиделся, оказался бы хоть немного правдой…

И тут, словно кто-то подслушал его мысли, у Егорыча появилось чувство, будто на нижнюю часть живота ему положили что-то большое и холодное. Причем положили не снаружи, а внутри. Рука старика, гладившая мальчика по голове, задрожала. Но не так, как дрожат руки после беспробудной пьянки и не так, как после тяжелой физической работы. Эта дрожь была особенная, как будто какая то сила пыталась вырваться из Егорыча наружу через его правую руку. Он быстро отдёрнул руку от мальчика и уставился на свою руку. Постепенно дрожь затихла и в низу живота чувство холода тоже начало исчезать. Егорыч глубоко вздохнул, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Это что же получается! Выходит свинорылый ему не привиделся? И сказав, что Егорыч сможет сделать здоровым любого человека, он не соврал? Егорыч, атеист до мозга костей, никогда не верил россказням про чудеса исцеления и прочую дребедень. Но то чувство присутствия в себе некой силы, чуждой человеку, если и не поколебало его извечное неверие в подобные истории, то во всяком случае подтверждало, что он ещё не допился до белой горячки, и ему ничего не пригрезилось. Тем временем мальчик рукавом рубашки вытер щёки, размазав при этом грязные полосы по лицу, поднялся, опёрся на костыли и собрался идти. У Егорыча в голове мелькнуло "сейчас или никогда"! В конце концов, ведь никто и не узнает, ЧТО он пытался сделать…

— Серёжа, подожди! — Егорыч с кряканьем поднялся с лавочки, но не оттого, что болела нога, а чтобы скрыть смущение. — Постой!

С этими словами он взял мальчика за плечо. Серёжа молча ждал продолжения. "Ну где же ЭТО?" — в панике подумал Егорыч. Да, вот "оно" начало появляться: опять стало холодно в нижней части живота, опять появилась дрожь в руках. "Что же мне надо сказать? Или может говорить ничего не надо? А-а, будь что будет! Хочу…"

Додумать свою мысль Егорыч не успел. Та неведомая сила, пребывавшая в нём и рвавшаяся наружу, холодной волной прошла по всему телу старика и через его руку влилась в мальчика. На какое-то мгновенье Егорычу показалось, что через него кто-то заглянул в мальчика. Егорычу показалось будто фигурка мальчишки вспыхнула, а потом светящееся марево, окутывающее худенькую фигурку, ушло в землю и исчезло, оставив за собой грязное серо-зелёное пятно. Старик моргнул — пятно исчезло. Поразмыслить по поводу пятна Егорыч не успел, потому что мальчик вдруг скрючился, уронил костыли и упал на пыльную траву. Опешивший Егорыч бросился его поднимать, но тут сверху раздался пронзительный вопль вездесущей бабы Лизы.

— Ах ты старый ирод! Да что же ты делаешь! Совсем озверел — мальчонку-инвалида бьёт! Марья Фоминична, да отгоните же этого старого дурака, он же совсем мальчишку убьёт!

От такой несправедливости у Егорыча просто отнялся дар речи. Он молча передал трясущегося мальчишку на руки подоспевшей Марье Фоминичне, смотревшей на старика с презрением и негодованием, и побрёл к себе домой. Присутствия этой неведомой силы в себе он больше не ощущал, вместо благодарности получил ругань и угрозы… Оскорблённый в лучших своих чувствах, Егорыч зашёл в аптеку, купил два пузырька боярышника и через час был беспробудно пьян.