Евгений Цветков - Вурдалачка Страница 4

— Чего я делать должен? — спрашивает Николай, а про себя думает: “Лживая, неприятная девица”.

Тут она ему все и рассказала. В ночь, говорит, весеннюю, когда луна полная будет первый раз после мартовских ид, поезжай в лес, да смотри, чтобы ночь была ясная, луна должна вовсю светить. Накануне, днем, отыщи большой муравейник, заметь место, чтобы ночью не путался. Как смеркнется и луна взойдет, иди в это место. Поймай лягушку большую. Потом, не оглядываясь, беги по лунной дорожке прямо к муравейнику и засунь ее туда. Не вздумай оглядываться! А как засунешь, дай Бог ноги, уходи оттуда. Утром найдешь косточку: с одной стороны острая, а с другой — крючок. Уколешь одежду острым концом и скажешь: “Нет пути ко мне!” И все — заказана к тебе дорожка, тут же пропадет нежеланная особа. А если крючком просто подцепить и дернуть легонько, ничего и говорить не надо — сразу в твою власть попадет та, кого подцепишь. Только смотри, Коля, — говорит эта лживая девица и усмехается, — за чернокнижие крепко наказывают высокие силы…

Отмахнулся он. “Меня, — говорит, — и так высокая сила уже наказала, даже снов лишила. Куда больше?!”

— Мое дело предупредить, — говорит она и к нему в глаза заглядывает. Вроде льнет без всякой ворожбы. А Коле от этой назойливости так неприятно стало. “Ну что ты, что ты? — говорит. — Пойдем, я тебя домой отведу”.

Она холодность его сразу поняла.

— Не надо, — говорит, — меня домой спроваживать. Сама дойду. Спасибо…

На том и расстались. И так нехорошо ему было, даже хотел за ней побежать следом, да удержался, всякие причины стал приводить разумные… А через некоторое время узнал, что она в ту же ночь с собой и покончила. Коля был последним, с кем она разговаривала. То-то у ней такие странные глаза были. Как узнал он про смерть ее, затомился, тягость и сожаление в душе разлились. Укорил себя, мол, что же ты, тонкий и душевный человек, а такого не прочувствовал, что она себя порешить собралась? Правда, тут же иная мысль, противоположная, его успокоила. Рассудил, что коль решилась она на такое дело, то никто бы ее не смог остановить. Кому что суждено — того не миновать… Однако под влиянием такого странного сочетания крепко Коля уверовал в ее магический рецепт и стал ждать апреля.

Апрель пришел теплый, хмельной в том году. Дурь и сила так и выпирали отовсюду по-весеннему. В лес поехали втроем, еще охотник с сыном были. Лес веселенький, радостный стоит. Листочки лезут из надутых почек, птички поют. Известное, томительное и радостное время. Жизнь изо всех щелей так и струится, отовсюду так и карабкается наружу после сновиденья.

За день находились, устали, а тут и смеркаться стало. Собрался Коля с силами и к муравейнику отправился, который он до того приметил для ночной ворожбы. Стал лягушку ловить, а поймать не может. Днем вроде куча была, а сейчас, в сумерках, будто сквозь землю провалились. И проворства, конечно, нет, ноги чугунные. Наконец поймал одну. Огромную. Лошадь, а не лягушка, еле в ладонях помещалась. Изо всех сил пальцами ее сжал и по лунной дорожке полетел, как на крыльях, прямо к муравейнику. И… не вытерпел, оглянулся, да тут же отворотился поспешно. Так страшно луна на него в упор глянула, что в пот Колю бросило. Споткнулся. Стал засовывать в муравейник лягушку — она брыкается, здоровая, выпрыгнуть норовит, а сердце бешено колотится, так и прыгает от волнения. И вдруг слышит — этакий шорох посыпался — это муравьи стали сбегаться. Засунул, наконец, и, более не оглядываясь, к костру бегом.

Примчался и сел, отдуваясь. Они поглядели на него и напугались.

— Чего смотрите?! — поймал взгляды Коля.

— Да на тебе же лица нет, — говорят они и глаза отводят испуганно. Тут костер вдруг стал угасать. Они дуть и последний огонек сдули. Искры посыпались, и потухло пламя. Спичками чиркают, разжигают — не горит. Только дым ядовитый сочится, много дыму. И лес такой веселый, апрельский был, душистый молодыми почками, вдруг смотрят — почернел, обуглился, и мертвечиной понесло. И так тихо стало. Листочки молоденькие до того прямо щебетали, шумел ветерок, а тут все застыло. Лишь луна огненно в черном небе парит. И тут (откуда только взялся!) филин у них над головой заухал.

Вот когда ужас их всех охватил, губы у Коли сами собой забормотали: “Отче наш, иже еси на небеси!” — без запинки, пока не дошел до слов про Лукавого, так и споткнулся. Не помнит, совсем память в этом месте отшибло. А вверху филин хохочет.

Натерпелись они в ту ночь страху. Однако, утром, как солнышко взошло и птички запели снова, — лес позеленел, повеселел, и, приободрившись, пошел Коля к муравейнику. Смотрит, а на самом верху и впрямь косточка белеет. Схватил ее — будто руку ему обожгло, но удержал, только поскорей в карман сунул.

Дома косточку разглядел. Действительно, с одного конца остренькая, а с другого — крючком загнута. Обрадовался Коля и на розыски вурдалачки своей кинулся. Все это время он и не показывался нигде, так что куда ни придет — рады ему. Он про нее спрашивает, а его от розыска отговаривают. Если б послушался Коля людского совета!

Нашел ее на многолюдном собрании, подкрался сзади и так легонечко зацепил за платье загнутым концом косточки, что она и не приметила бы, если бы в это время кому-то навстречу не совершила движенья. Тут косточка ее за платье назад и потянула.

Обернулась Ольга и видит — Коля.

— Коля! — воскликнула она обрадованно, а глаза, которые вначале рассерженное и недоуменное выражение имели, тут же потеплели, залучились и таким теплом, такой радостью от нее неожиданно пахнуло, что растерялся и вмиг растаял Коля.

О какой тут мести помышлять, когда она ему так улыбнулась?!

— Что это такое? — меж тем она интересуется и хочет из рук у него косточку взять.

— Ничего! — нахмурился Коля. — Так, ерунда! — и проворно косточку спрятал.

— А я знаю, что это такое, — улыбается она пуще прежнего, — это магическое что-то!

Коля очень смутился, покраснел до корней волос, и она его под руку берет, своей нежной длинной талией волнительно покачивает и прижимается к нему плечом тонким.

— Не нужна, Коля, со мной никакая магия, я без тебя и так сильно скучала и даже сама не знаю, почему, — так говорит, а глаза темнеют, вглядываются в него пристально. А у Коли во рту сухо, в голове круженье, и глаз своих от ее зрачков оторвать не может.

— Я тебя люблю, Ольга, ты знаешь, как я тебя люблю, — шепчет.

— Знаю, — говорит она, — молчи, дурачок, я знаю…

Тут на них стали оборачиваться, очень, видно, от них сильный свет исходил, любовная радость лучилась.

— Пошли отсюда, — скомандовала, и они побыстрей из многолюдья выбрались. За руки держались и говорили — наговориться не могли, пока окончательно не стемнело, а тогда целоваться стали, как-то само собой и вышло все. Коля совсем потерял себя, в тумане хмельном обнимал и ласкал ее и не мог наласкаться, насытиться — так долго ждал этого желанного мига.