Артем Михайлов - Изобретатель чудовищ Страница 4

Зато Феликсу принесли фонарь и оставили дверь в келью открытой, подтвердив, что он может прогуливаться по обители, когда захочет.

Вскоре Феликс убедился, что не так уж много выиграл, вырвавшись из-под замка. Кротовые ходы коридоров пахли сыростью и гнилью и в них нелегко было ориентироваться даже с лампой в руках, да и в этих стенах устраивать променады не доставляло никакого удовольствия.

Впрочем, Феликсу было не до пустых прогулок. Он задался целью найти способ выбраться из монастыря, не дожидаясь благословения настоятеля, которого уже проклинал. Поэтому Феликс тщательно высматривал любые ходы и выходы. В их поисках он потыкался в кельи, но двери не поддавались. Феликс проследил, как вереница монахов исчезает во входном проеме одного из помещений, и попытался двинуться вслед за ними, но внезапно чья-то ладонь опустилась ему на плечо. "Вам туда нельзя: там совершаются таинства", — прошелестел губами монах, повернув к Феликсу неестественно бледное лицо человека, проводившего жизнь в кромешной тьме. Руки монаха были обмотаны каким-то тряпьем, и от этого прикосновения становилось не по себе.

Вторую ночь в Магоговой пустыни Феликс провел неспокойно. Сквозь сон ему поминутно мерещились омерзительные звуки — будто кто-то, набрав полную грудь воздуха, выдыхал единственное слово "Магог… Магог… Магог…" Звуки раздавались то справа, то слева, то из коридора, но усталость так сковала Феликса, что он не мог разомкнуть веки, и всю ночь промучился в тягостной полудреме, наполненной зловещими вздохами. Утром появился Константин с завтраком на подносе. Еще по вчерашнему опыту Феликс понял, что на Константина возложена обязанность трижды в день приносить ему еду. Но главное, монах объявил, что настоятель выздоровел и зовет к себе.

В келью настоятеля вела крутая винтовая лестница. "Умоляю осторожнее, не споткнитесь", — приговаривал брат Константин, освещая дорогу. Феликсу иногда приходилось хвататься за стены, дабы не потерять равновесие. Когда его пальцы осязали скользкий, ледяной камень, нервный озноб невольно пробегал по спине.

Константин остановился перед очередной дверью: "Проходите, я подожду здесь". Феликс с трудом распахнул ржавую створу.

Огарок свечи на полке в углу с трудом разгонял густой мрак. Настоятель сидел в высоком деревянном кресле, весь опутанный длинными седыми прядями волос. Изможденное лицо с глубоко ввалившимися щеками было неподвижно, веки опущены. Глаза под веками показались Феликсу неестественно выпуклыми.

— Рад приветствовать, гость, — внятным, но глухим голосом произнес настоятель.

— И я рад вас приветствовать. Я ухожу из монастыря и вот — пришел за вашим благословением.

Настоятель открыл глаза. Феликс поразился: на него смотрели два мутных стеклянных шара. Это были искусственные глаза, настоятель оказался слепцом.

— Конечно, если вы хотите уйти, вы можете это сделать, — продолжал настоятель. — Но надеюсь, по крайней мере, вы выслушаете мою просьбу.

Феликсу хотелось поскорее покончить с этим.

— Я слушаю.

— В обители есть вековая традиция, — размеренно заговорил настоятель. — Тысячелетняя традиция, которую мы стараемся соблюдать. Монахи создают большие мозаичные картины. Это наш труд — благостный труд во славу Магога. Мы стараемся таким образом запечатлеть его величие и мощь. Но издревле повелось, что последние фрагменты мозаики должны быть уложены руками гостя. Так повелел Магог, чтобы мы никогда не забывали о гостеприимстве. Каждый раз, когда в обители появляется пришелец, мы просим его закончить одну из картин. Пока я изъясняюсь достаточно ясно?

Феликс кивнул.

— Работа вам предстоит легкая. Я бы сказал, символическая, — объяснял настоятель. — Почти все уже готово. Необходимо лишь вставить недостающие части мозаики, и труд будет завершен. Это займет у вас не более недели. Ценой малых усилий вы сделаете очень важное дело для всей обители. Для нас имеет большое значение, если вы согласитесь.

Стеклянный взгляд настоятеля ничего не выражал, но и эти искусственные глаза точно бы гипнотизировали. Феликс стиснул зубы. В этой просьбе он видел лишь очередное препятствие своему желанию вырваться на свободу.

— Я вам сочувствую, но действительно тороплюсь, — отрезал Феликс. — Для вас неделя — пустяк, для меня — непростительная трата времени. Я предпочту, чтобы вы вошли в мое положение и, наконец, позволили мне уйти. Хочется верить, что я могу не считать себя пленником, которого насильно заставят трудиться во славу вашего божества?

Феликс умолк, напряженно ожидая, каков будет ответ. Что если им и правда вздумается упрятать его под замок и таскать на работу в цепях? Монахи не производили впечатления абсолютно вменяемых людей.

Но настоятель лишь глубоко вздохнул:

— Разумеется, вы не пленник. Мы далеки от того, чтобы причинить вам какое бы то ни было зло.

— В таком случае, я свободен?

В искусственных глазах настоятеля слабо отражалось пламя свечи. Чудилось, он не слышал Феликса.

— Мне известно, почему вы торопитесь. Вы смертельно больны. Развязки ждать недолго.

Феликс опешил. В монастыре он ни словом не обмолвился о своей болезни.

— Откуда вы знаете?

— Я вижу, — ответил старец, не сводя с Феликса незрячего взгляда. — Ваши мысли не скрыты от меня. Я готов предложить вам выгодную сделку.

Проницательность старого монаха заставила гостя содрогнуться.

— Какая сделка? — недоверчиво спросил он.

— Вы скопили некоторую сумму на черные дни, — сообщил настоятель. — Роковой для вас момент близится, но остаток вашей жизни станет значительно ярче и счастливее, если вам не придется ограничивать себя в расходах. Все, о чем вы мечтали, вы успеете еще обрести, будь у вас достаточно денег. Вкусите наслаждений, покуда вам хватит сил. Когда недуг сломит вас, и вам понадобится уход, вы наймете прислугу, вместо того чтобы мучиться в одиночестве на своем скорбном одре. Вы купите обезболивающие и дурманящие вещества, способные избавить вас от предсмертных страданий. Взгляните…

Настоятель взял со стола массивный ветхий ларец, поставил его себе на колени и откинул крышку.

— Взгляните, — молвил он, пропуская сквозь пальцы золотые монеты, блестевшие в тусклом огне свечи.

Феликс застыл, точно завороженный. Перед ним было целое состояние.

— Судьба привела вас в нашу обитель, — заключил настоятель. — Именно сейчас нам нужен человек, способный закончить мозаику. Пожертвуйте обители всего неделю. И вы проживете оставшийся год в таком блаженстве, что он растянется для вас в целый век.