Виктор Ночкин - Ночью все эльфы серы Страница 4

Улучив момент, Гвизо взлетел на подоконник и ударил Кайалона сапогом в лицо. Тот уклонился, отступил, а разбойник исчез в темноте. Тут же стало тихо, только всхлипывала, утирая слезы рукавами, Аллика. Джек понял, что затаил дыхание и сейчас лопнет, если не выдохнет. Он с шумом выпустил воздух, и Кайалон обернулся на этот звук.

— Человек?

— Он спас меня, проводил сюда, — шмыгая покрасневшим носом, объяснила Аллика.

Кайалон выслушал ее короткую историю, кивнул, помог Джеку подняться и протянул нож, который господин четвертый секретарь потерял в схватке. Потом они отправились провожать Джека, который не знал дороги. На прощание эльф пожал Джеку руку и поблагодарил за помощь бедной девушке.

— Нужно быть очень смелым эльфом… то есть, очень смелым человеком, чтобы решиться встать на пути Гвизо, — сказал он.

— Я просто не знал, с кем имею дело, — признался Джек. — Но все равно не жалею ни о чем. Береги Аллику. Она такая… незадачливая…

— Не беспокойся, друг, — торжественно пообещал эльф, — с ней все будет хорошо, ручаюсь.

Аллика больше ничего не стала говорить, только погладила Джека по руке тонкими пальчиками, но и того было довольно, чтобы вогнать человека в краску.

Наутро Джек Джонсон покинул Гауллин. Он был страшно доволен собой и снисходительно поглядывал на улыбчивых прохожих и вежливых стражников. Теперь, когда он знал их тайну, от былой неприязни не осталось и следа. Он разглядел сущность города под искусным гримом и понял ее. Она не так уж отличалась от людской.

А прочие участники ночных приключений господина четвертого секретаря собрались в знакомом Джеку кабачке — получить гонорар и выпить по бокалу вина, перед тем как идти отсыпаться. Они стягивали парики, отдирали накладные носы и стирали шрамы. Живехонький благообразный хозяин заведения прежде всего наполнил бокал Аллики — он приходился ей не отцом, а племянником, и обязан был уважить старшую родственницу.

Кайалон бросил на стол мешочек, глухо звякнули монеты.

— Вот серебро из Хрустального Дворца. Старейшины довольны. Уезжая, господин Джонсон улыбался.

— А я недоволен, — буркнул Гвизо, потирая шрам. Эта отметина была не бутафорской. — Эх, разрешили бы мне пустить кровь человеку… ну совсем немного, так, для правдоподобия.

— Не надо перегибать палку, — возразила Аллика. — Джек отличный парень… ну, для человека отличный. И как, по-твоему, его господин отнесется к ранам, нанесенным послу?

— Нас-то он бил всерьез, — заметил эльф, изображавший ночного налетчика в Помойном переулке. — Если бы я не увернулся, он мне башку мог разнести своим тесаком!

— Возьми, полечись, — протянул его долю серебра Кайалон. Пока все болтали, он делил монеты. — Честно говоря, я не понимаю, зачем весь этот спектакль. Конечно, человеку дали почувствовать себя героем, ему приятно. Но кто он? Какая-то мелкая сошка, при дворе он не имеет веса. Мне сказали: это чтобы не возникло раздражения, чтобы люди не думали о новой войне. Но кого волнует раздражение маленького человека? А? Разве не так?

Аллика пригубила вино и вздохнула. В свои триста с лишком она выглядела на шестнадцать, потому что не знала переживаний. Ее племянник — и тот с виду куда старше, а Аллика — девчонка девчонкой… Но если она до сих пор не испытывала сильных чувств, это не значит, что она дура. Наоборот, она понимала людей, как никто другой, потому Совет Гауллина и доверил ей руководить предприятием.

— Нет, не так, — ответила она Кайалону. — От такого человека может выйти большая беда. С людьми всегда непросто, уж больно они похожи на нас.

— Поясни? — попросил Гвизо. И снова погладил старый шрам. Он вовсе не считал, что эльфы и люди похожи.

— Люди умеют ценить красоту, силу, доверие и прочее, что ценим мы. Они любят то же, что и мы. Но!

— Но? — и Кайалон заинтересовался.

— Но их любовь жадная. Эльфу достаточно видеть красоту, чтобы насладиться ею, а человек желает сделать ее собственностью. Джеку понравился Гауллин, но заграбастать город ему не под силу. Он переживает разочарование сильней, чем знатный господин, который — ну пусть теоретически — мог бы собрать войско и хотя бы попытаться овладеть нашим краем. Но нет, Джек отлично знает, что город Гауллин прекрасен и никогда не станет его собственностью. От этого разочарования он хотел бы растоптать, сломать, сжечь город! Ему непереносимо знать, что есть в мире красота, которой ему не владеть.

— А что сделали мы?

— Мы дали ему Гауллин, который он увез с собой. Все, что приключилось с ним здесь ночью, он без труда отыщет в королевстве людей. И существование нашего прекрасного города больше не причиняет ему боли. Он поделится тем, что видел и испытал, с другими. И им тоже не захочется жечь Гауллин. Понял?

Аллика вздохнула. Сколько раз за минувшие века она сталкивалась с любовью людей… жадная, жадная любовь. Она толкает человека завладеть тем, к чему лежит душа. А если завладеть не удается — сломать, уничтожить, сжечь и растоптать, чтоб не досталось никому. Но все же Джек был хорошим человеком! И, может, жаль, что она не встретила Джека раньше, когда не была так умна? Человеческая жадная любовь… она тоже по-своему прекрасна! Аллика вздохнула еще раз и решила, что нужно гнать подобные мысли. От них появляются морщины.