Татьяна Тихонова - Дьюри Страница 4

— Ты можешь остаться и жить здесь… — проговорил Харзиен, обернувшись уже от окна. — Этого я уберу теперь же…

И выбрался в окно. Милька ловко нырнул за ним. Я лихорадочно полезла за ними, не желая оставаться один на один с трупом. Харз тем временем достал длинную тонкую, словно спица, палочку и чиркнул ею по голенищу сапога. Палочка задымилась, огонек заплясал на ней, и дьюри поднес ее к жестким волосам убитого громилы.

Я поморщилась, — это же сколько и, самое главное, как! будет гореть такая гора мышц! Но губы Харза шевельнулись еле заметно, и труп исчез… Будто его и не было. Милька развел руки в стороны и сказал, смешно округлив глаза:

— Нету…

Харзиен вновь обернулся ко мне, пряча палочку за пазуху.

— Ну вот… Теперь можно жить… Думаю, хозяин тебе позволил бы… — рассмеялся он вдруг.

То ли его развеселила собственная остроумная шутка, то ли рассмешил мой дурацкий вид, — после исчезновения трупа я еще минуты две озиралась, пытаясь обнаружить, куда он подевался…

Но мне было не до шуток.

— Вы, дьюри, конечно, доделанные и знатные… — проговорила я хмуро, — а мне вот, недоделанной, не до смеха… Вы бы меня хоть до города ближайшего довели бы, что ли… Может быть, я бы своих там нашла… Здесь ведь не жить мне…

Харзиен слушал меня, и улыбка его сменилась удивлением.

— Но с нами опасно тебе идти… — проговорил он, пожав плечами. — Наследников Вазиминга приказано убить, за что обещана большая награда… Даже сейчас, оставаясь здесь, с нами, ты очень рискуешь…

— Ну и что! — перебила его я. — Вы — единственные, кого я знаю в этом мире, и вы уходите, — быстро заговорила я, боясь, что дьюри сейчас перестанет меня слушать, — я даже меч не умею держать в руках!

Харз внимательно разглядывал меня, словно принимая решение.

— Зато топором у тебя ничего получается… — проговорил он и добавил: — Но задерживаться дольше мы не можем, и оставить тебя здесь я тоже не могу, раз ты просишь о помощи! И помни, ты можешь оставить нас в любую минуту…

Его слова летели уже мне в спину. Я вбежала в дверь дома и, совсем ополоумев от радости, хватала, что попадется под руку из теплых вещей — ночи здесь были холодные, а из моей собственной одежды на мне был лишь купальник, прикрытый впоследствии длинной старой рубахой Элизиена, перевязанной куском тесьмы. Тонкие старые кожаные ботинки на ногах, которые я называла мокасины, вряд ли выдержат долго, но больше ничего моего размера в доме из обуви не было. А вот, увидев сушившиеся на веревке штаны Элизиена, я обрадовалась. Сказал бы мне кто-нибудь раньше, что я так буду рада старым штанам малознакомого мужика, пусть даже дьюри, я бы ему не поверила…

4

Здесь, в домике Элизиена, я прожила почти месяц, никуда не высовываясь дальше заросшей травой поляны, на которой стояла землянка. Во-первых, местность, которую я успела увидеть, падая с неба, была совершенно мне незнакома, а во-вторых, рассказы Элизиена о большеротых, порусях и болтунах, и прочей живности, населяющей эти места, отбивали у меня всякую охоту отправиться в лес одной.

Поэтому все мои исследования окрестностей сводились к походу за водой к роднику и прогулкам с Милиеном. Именно у родника я впервые встретила эту самую порусь…

Я тогда еще скептически относилась ко всем этим живностям, и лишь домашнее мелкое колдовство дьюри вводило меня в сомнение. Поэтому когда всколыхнувшаяся стоялая в небольшом озерке возле родника вода разошлась кругами, и показалась половина серо-зеленой, мокрой головы… я то ли от неожиданности, то ли желая защититься, уронила свой кожаный мешок для воды прямо на эту самую голову. Причем под водой была именно та половина, которая должна дышать…

Голова исчезла, а под водой мелькнуло длинное туловище. Воды я набрала, а когда, уходя, еще раз оглянулась на родник, то вновь увидела половину головы, смотрящую мне вслед мутными беззрачковыми глазами. Но почему порусь не утащил… или не утащила… хотя кто их разберет… меня под воду? Ведь наши русалки славятся именно этим? Тогда мне подумалось, что утопленник утопленнику не нужен… И стало еще тошнее, значит, точно, утопленница… Но я тут же рассмеялась тихо себе под нос, и, обернувшись, отчего-то показала поруси фигу — болтаться в болоте как оно, я не собиралась… А голова исчезла…

…Сейчас, пробираясь через колючий кустарник вслед за Харзом, который словно нарочно шел по таким зарослям, будто про дорогу в этих местах и слыхом не слыхивали, я уныло думала, что это наверное связано с нашей безопасностью. Шли мы уже давно, без остановок, как если бы нам надо было прийти в назначенное место в назначенный час.

Милиен ехал на плечах брата, там же что-то постоянно жевал, ныряя рукой в кожаный заплечный мешок Харза. Иногда дремал, порой что-то тихо спрашивал, наклонившись к самому уху брата… Харзиен время от времени оглядывался на меня, и, увидев, что я все еще тащусь следом за ними, опять шел вперед, уворачиваясь от веток…

"Обычные березы, осины… Ничего не понимаю я в этой стране дьюри… Словно я никуда и не попадала, а пошла по грибы у себя дома…"

Наконец, уже начинало смеркаться, когда дьюри остановился. Дождавшись, пока я доплетусь до него, и, некоторое время прислушиваясь к тишине леса, он вдруг легонько подтолкнул меня в самую гущу колючих ветвей шиповника… Я, опешив и выставив вперед руки, шагнула вперед…

Ступенька! Еще одна… Куда подевались эти чертовы кусты?! Лес пропал, словно его и не было…

Темно… Тихо… Я в каком-то помещении. Пахнет затхлостью и пылью…

— Харз? — неуверенно произнесла я в темноту, все также таращась вперед руками и выпучивая глаза.

— Я здесь… — спокойный голос дьюри оказался у меня за спиной.

И зажегся свет. Сразу несколько факелов освещали длинный коридор впереди меня. Каменный мешок с высоким сводом…

Милька, едва ступив на пол, побежал по коридору, заглядывая в открытые двустворчатые двери по правой и левой стороне.

— Милиен… — позвал его Харз, — там никого нет… Подожди, мы пойдем вместе.

Мальчик остановился. Он стоял напротив раскрытых дверей. Я подошла к нему.

Огромный зал терялся в темноте, еле освещаемый факелами из коридора. Толстый слой пыли лежал на каменном, мозаичном полу. Гигантских размеров люстра тускло поблескивала десятками, сотнями бликов на хрустале сквозь сетку паутины.

Милиен сделал несколько шагов и оказался в пустом зале. Звук его шагов долетел до стен, прошел глухой дробью где-то в темноте, и затих…

— Папа… — неожиданно звонко крикнул в мрачную пустоту Милиен.