Егор Вакула - Танец со змеей Страница 4

Змея вытащила из смеси специй кусок мяса седлонога, отрезала кинжалом ломтик и пережевала. Мясо, конечно, еще не просолилось, но сырое мясо – тоже мясо.

– Откуда бурую соль взяли?

– Были и другие…

Она кивнула.

– Здесь все мои вещи?

– Верхний плащ снаружи на камнях. Деньги здесь.

– Ты же не возражаешь, если я возьму ваши мешок и соль? Мясо вроде как мое – испортится, пока донесу.

– Забирай.

Она принялась ссыпать в мешок соль и укладывать нарезку мяса – те куски, что были уже засолены и еще нет. Весь седлоног не поместится – только лучшие части, которые она сможет унести.

Затем Змея вышла и возвратилась уже в плаще. Мешок с мясом она повесила на левое плечо. На правое – двойную сумку-перекидку. В руку – еще одну.

– Ох, тяжеловато. – Пожаловалась она. – Да, кстати, забыла спросить: Багровы горы вроде как по тварям спокойные?

– Большие хищники сюда редко доходят.

– Точно, но есть эти... такие рыжие псы. Я видела их вчера по дороге утром.

– Шутники. – Подтвердил разбойник.

– Да, они лают вроде забавно, словно шутят...

Бывалый выругался, как только понял к чему ведет Змея.

– Дневные хищники. – Продолжила она. – Даже «утренние». Едят падаль, больных и слабых. А тут седлоног разделан, друг твой мертвый и ты обездвижен. Смерть – это избавление от наказания.

– Нет, не оставляй!

– Уж не тащить ли мне тебя?

– Убей, зарежь!

– Э, нет! Мы же договорились.

Она направилась к выходу.

– Это жестоко, – простонал он, – так проклинать нас!

– А что вы делали со своими жертвами? – Возразила она. – Неужели жгли каждого? Или к печке свозили в город? У тебя был выбор. И не вини в своем решении Творцов.

Из пещеры виднелась дорога. Синее светило уходило на закат, а на востоке уже разгоралось оранжевое – более яркое и теплое. Змея спустилась к дороге и чуть прихрамывая пошла вперед. Боковым зрением она увидела стаю мелких рыжих тварей, проносящихся мимо в листве леса. Но думала она только о седлоноге Светлотраве, который был с ней ровно восемь сезонов – четыре противостояния. И о длинных волосах на голове, которые были с ней чуть дольше.

Стоило расстаться и с ними. – Подумала она.

Но ведь должно хоть что-то остаться с ней?

Если бы кто спросил ее, откуда взялись седлоноги, она бы не ответила точно, но обязательно бы поняла, что ее пытаются поймать на старой уловке. Каждый богоподобный знал, что все живое на Тверди создали Творцы. Но поспешно озвучить свое знание в ответ было бы ошибкой. Все от Творцов – кроме седлоногов.

Творцы дали землепашцам быков и коров. И этого было достаточно. Люди использовали их не только как тяговую силу, но и для езды верхом. Седлом на корове нельзя было удивить ни землепашца, ни иного богоподобного.

Когда Боги уснули, а Твердь землепашцев погрузилась в смуту, первые из людей, что взяли в руки оружие, попытались приспособить быков для боя. Большие и грозные животные могли иметь в битве решающую роль. Но, как только первые воеводы делали ставку именно на быков, животные землепашцев обязательно опрокидывали всю их тактику. Умные и послушные, но слишком впечатлительные твари зачастую пугались царящей вокруг битвы, становились неконтролируемыми и оборачивались против своих хозяев. В конце концов, их не могло быть слишком много: не хватило бы еды и пастбищ. Ведь люди оставались землепашцами больше, чем пастухами.

Когда человек потеснил остальных богоподобных, часть людей ушла со скотом в степь, туда, где жили сазовы – богоподобные скотоводы. Степь грезилась им бесконечным пристанищем для погонщиков коров. Но все оказалось не так, и люди впервые узнали, что за наделами, данными им Творцами, сама Твердь была иной. Рассорившиеся в сезон противостояния Мать и Отец мстили смельчакам, насылая жаркий зной, от которого не было спасения и ночью. Когда же Старшие мирились и объединяли свои усилия, их гнева хватало на то, чтобы за день обжечь нежную кожу скотоводов и тут же немилосердно бросить их в лапы самого страшного холода темной степной ночи.

Дули ветра. Пыльные бури. Бесцветная трава или выгорала под светом Старших, или разрасталась до высоты в человеческий рост и бескрайним удушающим морем уходила за горизонт. Тот, кто вступил за границу высокой травы, никогда не возвращался обратно.

Большинство коров погибло в первые сезоны, а те, что выжили, потеряли породу: стали мельче, отощали, давали меньше молока. С новым малочисленным поколением изменения укоренялись. Тогда, не привыкшие сдаваться, люди решили: чтобы выжить в степи, они должны перенять привычки у коренных жителей этих мест – богоподобных сазовы. Так бывшие землепашцы стали степенниками. Вместе с образом жизни сазов, они переняли и их скот – горбоногов.

По мнению землепашцев, все, что не похоже на корову, должно быть похоже на собаку или овцу. Горбоног никак не походил на овцу, да и от быка он несколько отличался. Оставались только собаки. С гладкой светло-коричневой шкурой, с мордой, в которой лоб и нос складывались в одну линию. В отличие от собак, горбоноги были травоядными, глуповатыми и слабовольными животными. Но они были выносливы. Могли долгое время вести на себе двух человек, обходясь без еды и воды.

Попав к степенникам, горбоноги тут же распространились по всей Тверди землепашцев. Однако другая тварь – уже с запада – сделала то же самое без всякого старания человека. Если не считать того усилия, которое понадобилось людям, чтобы изгнать богоподобных охотников не только со своих земель, но и с половины их лесов. Без охотников расплодившаяся лесная живность стала осваивать новые территории. Землепашцы столкнулись с множеством ранее не виданных опасных тварей и мелких вредителей. Среди них был хоть и не самый большой, но внушающий страх хищник. Он жил в чащах леса. Умел карабкаться по деревьям. Он был крупным, но не высоким. С темно-серой шкурой с явным зеленым или желтым оттенком. Его плоский корпус прижимался к тверди. В лесу он мог быстро пробираться меж узких щелей стоящих и поваленных деревьев. Когда же хищник выходил из леса, высокая трава и кусты скрывали его. Он незаметно подбирался к домашнему скоту, нападал и утаскивал в лес. За это его прозвали «травором». Людям пришлось взяться за дело богоподобных цахари, чтобы сдержать натиск лесных тварей.

Возможно, однажды, найдя в густых лесах запада очередное логово траворы, люди забрали с собой живых щенков. Для потехи или для того, чтобы вырастить и получить с них больше мяса и шкуры. И тогда оказалось, что траворы поддаются дрессировке и одомашниванию. Они оставались опасными хищниками, но богоподобные землепашцы прошлого в глазах потомков были смелыми и неудержимыми в своих стремлениях. Оседлавшие травор, были люди, выбравшие путь разрушения и войны. В бою траворы дрались наравне с хозяевами. Самые смелые всадники верхом на траворах забирались по деревянным стенам осажденных крепостей. Не слезая со зверя, уже на стене и за ней они чинили над осажденными свой суд.