Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева Страница 40

— Но Геллан же не такой… — мне хотелось порвать Ираннин жесткий тон на куски: от него сжималось внутри и хотелось бунтовать.

— Геллан — выродок. — она сказала это каменным голосом. Мраморным, как холодное надгробие. Зубастым, как пила.

Мила рядом выпрямила спину.

— Его мать хотела спасти его. И спасла. И нет разницы, каким способом. — сказала она тихо. — Мальчик жив, а мог и не выжить здесь.

— Живой мальчик-стакер мог бы накостылять всем подряд, чтобы, прежде чем сказать слово "выродок", каждый подумал: а стоит ли делать это?

Мила расслабилась, Иранна ухмыльнулась.

— Ты бы так и сделала, да, Дара? Вбивала бы в глотку ненавистное слово?

— Не обязательно, — показала я зубы, — можно и в какое другое место.

— И для него ты сделала бы то же самое?

Похоже, у Иранны слишком много вопросов.

— Неа. У мальчика-стакера есть всё, чтобы позаботиться о себе самом. Мой па учил: каждый сам выбирает для себя меру страдания. Если человеку нравится страдать, ты его не спасёшь. Хочешь помочь — подтолкни, но не делай за него грязную работу. Поэтому я буду толкать, а всё остальное он сделает сам. Если захочет, естественно.

Иранна отвела глаза и провела рукой по белому платку-шапочке.

— Трудно тебе придётся. Однажды он ответил ударом на удар, и ничего хорошего из этого не получилось. Поэтому он дал слово не обращать внимания на то, как его называют.

— Однажды он поклялся не быть стакером, но, кажется, обстоятельства оказались сильнее каких-то там клятв.

Иранна улыбнулась тонко, одними губами.

— Ты хлещешь словами, как косой дождь.

— Мы отвлеклись, — больше всего мне не хотелось ввязываться в перепалку с Иранной, — итак, все эти побрякушки драгоценные только для того, чтобы погасить естественные силы? Получается, они глушат способности?

— Получается так.

— А если это не совсем камни? Украшения не совсем из натуральных камней?

Иранна посмотрела на меня с интересом, выжидающе. Я вздохнула. Тёмный народ, эти зеоссцы.

— Ну, украшения можно делать не только из сверкающих каменьев. А… из чего-то подобного, красивого, похожего, но не натурального.

— Фальшивые камни?..

— Ну да.

— Интересно… Здесь это как-то не принято. Только солнечный камень, который очень ценится, но встречается редко, заменяют слезами эхоний.

— Эхоний? Это что за крокодил такой и от чего он плачет?

— Д-д-дерево — уточнила Мила. — Э-э-хония.

— Что это за солнечный камень такой ценный? — спросила я, пока не совсем понимая, о чём речь.

— Камень над камнями. Прозрачный, как вода в горном озере. Неприметный, пока не падает на него свет. Солнце, Луна, огонь преображают застывшую воду и превращают в радугу, искры, оттенки, от которых глаз оторвать трудно.

— А-а-а-а… — до меня наконец дошло. — Бриллианты. Ничего не меняется в мирах глобально. Люди гибнут за металл и поклоняются сверкающим стекляшкам.

— У нас называют их солнечными камнями. — тупо гнула своё Иранна.

— Ваши мужики обвешаны ими? Или я путаю?

— Путаешь. У каждого есть один-два заветных камня, а всё остальное — слёзы эхоний. Смола этих деревьев очень похожа, но всего лишь подделка, не имеющая ни силы, ни мощи солнечного камня.

— И чем же ценны эти погремушки? Сдерживают силу во сто крат?

Иранна посмотрела на меня долго-долго, прежде чем ответить:

— Солнечные не сдерживают. У них другое предназначение. В них самих — сила. Охраняющая, защитная, мудрая, притягательная. Владеть ими не так просто. И лучше не знать, что они могут, когда их много.

— Да ну, на фиг, — пробормотала я, — страсти какие. Хотя в нашем мире за них убивают иногда. Слишком дорогие. Скажите мне лучше, если украшения не будут гасить способности, женщины захотят их носить?

— Какая женщина откажется от красоты? Особенно если она не вредит.

— Ну, не носят же они слёзы эхоний ваших.

Иранна опять посмотрела на меня пристально. Что мелькнуло в её глазах? Жалость?

— Солнечный камень — мужской. Так уж тут повелось. Поэтому даже фальшивку вряд ли какая женщина рискнёт надеть.

— А у нас бриллианты носят женщины. В основном. У меня идея появилась. Есть здесь где-нибудь стол?

Иранна легко поднялась на ноги и пошла в сторону деревни. Я поплелась следом, хвостиком за мной — Мила. В маленьком уютном садике — огромный стол. Поверхность ровная-ровная, затёртая до блеска сотней рук.

— Здесь мы с детишками занимаемся, — Иранна произнесла это просто и уселась поудобнее на лавочке.

Я кивнула, старательно делая вид, что не поняла её тонкого намёка на толстые обстоятельства. С Милой мы сходили к месту, где отдыхали наши лошади и принесли в садик мешок. Ребёнок ещё тоже не понимал, что к чему. Я высыпала горстку мимеиных семян на стол и полюбовалась идеально круглыми бусинами.

— Мне нужна иголка с ниткой, — скомандовала я, — лучше, конечно, что-то пожестче, тонкая металлическая проволока или леска были бы кстати, но, боюсь, здесь такое не водится.

У них водилось нечто круче. Слово "леска" сделало мой день: у них тут дерево какое-то чудовищное растёт с тонкими нитями вместо листьев. Они называют его айгур. Этими практически неубиенными нитями сшивают кожу, плетут из них сети для рыбы, используют для удочек и много где ещё.

Годилась эта зачётная вещь для моих целей идеально. Иранна и Мила с любопытством смотрели, как я пыхчу, пытаясь провертеть дырку в круглом семени. Почти что долбить камень, но я справилась. Иранна со вздохом принесла мне подобие тонкого шила — и дело пошло лучше.

— Когда-то давно, когда я была поменьше Милы, мама вбила себе в голову, что девочка должна заниматься рукоделием. — вещала я, накручивая дырки в семенах. — Почему именно бисероплетение — тайна, покрытая мраком. Из этой тоски я вынесла кое-какие навыки и умение плести нехитрые украшения. И вот она истина: никогда не знаешь, что тебе пригодится в жизни! Меньше всего я думала, что эта тоска понадобится когда-нибудь, а вот поди ж ты…

Конечно, мимеи не бисер, но зато плелось куда легче и веселее. Мила смотрела во все глаза за моими руками. А пока я разглагольствовала, оказалось, подтянулись любопытные меданы и девчонки с разноцветными паклями вместо волос. Толкались, вытягивали шеи, тихонько охали и не могли глаз оторвать от переливающихся бусин. Проняло до печёнок, я так понимаю.

— Ну, как-то вот так, например, — пробормотала я удовлетворённо, застёгивая простую фенечку на запястье Милы.

Боже, какая зависть светилась в девчоночье-женских глазах! Руки так и потянулись пощупать, потрогать, прикоснуться.

— Не сковывает, — изрекла бирюзовая Ума, поглаживая гладкие бусины. Она даже глаза закатила от удовольствия. — Тёплые, живые… что это?

— Семена растений одних, — быстро сказала я, не собираясь вдаваться в подробности.

Но меданам было по барабану: они, видать, не очень шарили в растениях, поэтому лишних вопросов не задавали. Милино запястье перемацали все.

— Научишь? — деловито спросила Аттита и прищёлкнула азартно пальцами.

— Научу. Украшения мы сможем продавать. А добра этого у нас навалом. Можем и фенечки делать, и колье, бусики там попроще и даже колечки.

Мамма мия, что тут началось! Заволновались, заорали, заметушились. У меня даже в глазах зарябило от их пёстрых одежд и причёсок. Галдели все сразу, хватали айгуровские нити, откуда-то появились длинные иглы.

— Учись, небесная! — вопили они и, выстроив ряд бусин на столе, протыкали иглами ровные дырочки в семенах одним движением ладони.

Мда, а я пыхтела, чуть пальцы себе не искорёжила от натуги. Ну, Иранна, ну, ведьма муйбовская… Могла бы и помочь. Нет же, следила за моими потугами и молчала. А эти легко так, как в мягкое масло, иглы загоняли. Схватывали налету, мгновенно, сгрудились по группкам, каждой я показывала разные приёмы плетения — выскрёбывая их из памяти. Оказывается, ничто не забыто, никто не забыт…

— Учись, небесная! — орали они мне — и лёгким движением пальцев нанизывали бусины на упругие нити.