Багровая смерть - Лорел Гамильтон Страница 40

кровати. Кровать размера «king-size» (1,90х2 м) была покрыта зелено-пурпурным покрывалом в огурцах, что было компромиссом с узором из павлинов, которое хотел Натэниэл. Я полагала, что огурцы будут выглядеть омерзительно, но оказалось, что все вполне неплохо. Пурпурные, зеленые и бирюзовые подушки разных размеров были живописно разбросаны по кровати. Среди думок сидел игрушечный пингвин. Игрушка не подходила к кровати, но именно Зигмунд был моим успокаивающим объектом задолго до того, как я встретила кого-либо из мужчин своей жизни. Еще больше пингвинов сидело в дальнем углу в кресле и возле него. Это была половина моей коллекции; другая половина осталась в доме в округе Джефферон. Зигмунд был единственным, кто путешествовал со мной туда и обратно. Теперь я редко спала с ним, потому что когда в кровати два или больше людей, места для него не остается, но мне нравилось знать, что он ночует там же, где и я.

На стене висел коллаж из фото, потому что здесь места было больше, чем в доме. В основном это были не постановочные снимки всех нас, и когда я говорю о всех нас, я имею в виду всех. Почти каждый, с кем мы спали или имели тесную связь, был где-то на этих снимках. Там раньше были фотографии семьи Мики, но я возразила, что заниматься сексом когда на нас смотрят его родители и братья-сестры, кажется странным, так что он переместил их в настольные рамки в гостиной дома в округе Джефферсон. Еще здесь были снимки нас двоих, когда мы были детьми в кругу семьи его и даже несколько снимков моей собственной, хотя они были добавлены с неохотой. У Натэниэла не было семейных фото или его в детстве. Он сбежал из дома в чем был. Ему было семь, когда его отчим на его глазах забил до смерти его старшего брата Николаса. Последнее, что его брат сказал перед смертью — это велел Натэниэлу бежать, что он и сделал. Я знаю, он сожалел, что у него нет фотографий брата или матери, умершей от чего-то, что, как он предполагал, было раком, но когда это случилось, он был слишком мал, так что он не был уверен. Я знаю, он сожалел, что у него нет детских фотографий, чтобы добавить к коллекции, которая изначально была его идеей.

Под фотографиями висела книжная полка. В основном на ней стояли детские книги, потому что именно их мы в основном и читали друг другу. Началось это, когда Натэниэл сказал, что никто никогда не читал ему Паутинку Шарлотты, которая была моей любимой, или Питер Пен, которую любил Мика. С тех пор мы перешли на другие книги, добавив немного детективов для взрослых, таких как Ниро Вульф Рекса Стаута, книги про Спенсера Роберта Б. Паркера и даже несколько вестернов Луиса Ламура, любимца наших с Микой отцов. В настоящее время мы читали друг другу Сто один далматинец Доди Смит. Книга оказалась намного лучше фильма, хотя мы с Микой в последнее время так долго отсутствовали в городе, что пришлось начинать сначала, чтобы вновь поймать ритм повествования.

Напротив книжной полки лежал маленький бирюзовый коврик, а еще один, большой, квадратный, всех оттенков пурпурного, разбавленного черным, находился по центру. Ковер, на котором мы сейчас стояли, был зеленым местами с фиолетовым. Я думала, что ковры разного цвета будут диссонировать, но они как-то уживались. Подбор цветовой гаммы был работой Натэниэла. Мика практически не различал цветов, а я не знала, как смешивать узоры в комнате.

— Готов поспорить, ваш гардероб — это не только одежда Аниты, — сказал Дамиан.

— У нас общий гардероб, — сказала я.

— Он больше обычного, так что его легко было поделить, — добавил Натэниэл и пересек комнату, чтобы открыть двери показать, что на самом деле у нас была маленькая, но настоящая гардеробная, которая встречалась не во многих комнатах. Хотя мы договаривались с тем же подрядчиком, чтобы узнать, можно ли каменные стены в спальне Жан-Клода выдолбить так, как здесь.

— Вот так и должна выглядеть комната тех, кто составляет союз; здесь видно частичку каждого из вас.

Я не думала об этом, когда мы переделывали помещение, и, похоже, что Натэниэл тоже, потому что он обнял Дамиана и сказал:

— Ты больше никогда не позволишь партнеру так себя контролировать.

— Я не знаю, как общаться с женщиной, которая не контролирует меня.

Мы посмотрели на него, но он казался серьезным.

— Так что тот факт, что Анита не хочет тебя контролировать, должен тебя сильно беспокоить, — понял Натэниэл.

— Думаю, да.

Я обернулась и увидела, что Бобби Ли и Каазим искали, где встать, чтобы видеть помещение ванной. Мы так и не устранили мои проблемы с присмотром в душе, но я слишком устала, чтобы заботиться об этом. Кошмар сократил наш сон на несколько часов, и я, в итоге, начала это ощущать. Поднятие зомби отняло энергию, и я не позавтракала, даже не выпила кофе. Внезапно я почувствовала, что голодна.

— Я проголодалась.

— Душ, секс, кормление ardeur, а потом можно и поесть, — ответил Натэниэл.

— Не уверена, что соглашалась на секс, — сказала я.

— Ты не кормила ardeur прошлой ночью, — напомнил Натэниэл.

— Черт, точно. Так вот почему я так голодна.

— Ты на самом деле собираешься кормить ardeur, Анита? — уточнил Бобби Ли.

— Полагаю, я должна. Это как жажда крови Жан-Кода или твой голод по плоти. Если ты напитаешь его до того, как он станет чересчур сильным, ты сможешь лучше его контролировать. Я не думаю, что кто-то из нас хочет, чтобы я потеряла контроль над ardeur.

Это была сила, которая позволяла Жан-Клоду кормиться вожделением от посетителей Запретного Плода и через настоящий секс со своими любовниками, в том числе со мной. Частично это было даром его изначальной линии крови, линии Белль Морт, но наша версия была основана не только на вожделении, но больше на любви. Я получила ее от Жан-Клода. Теперь, когда я не питала ardeur достаточно часто, мои способности к исцелению большинства травм начинали возвращаться к нормальным для человека. Мои возможности исцеляться не раз спасали мне жизнь.

— Тогда мы с Каазимом подождем ближе к двери.

— Жан-Клод очень ясно дал понять, что мы не должны оставлять их без присмотра.

— Это было, когда они просто собирались заняться сексом. Ardeur может внезапно распространиться на всю комнату. Я не желаю быть чьей-либо пищей.

— Не чьим-либо секс-рабом, — согласился Каазим.

— Меня это возмущает. Я не превращаю людей в секс-рабов.

— Ну, не знаю, Анита, — протянул Натэниэл. — Я желаю секса с