Джеймс Роллинс - Буря ведьмы Страница 40

Старик, с трудом сдержав стон, углубился в сад.

— Брат Грэшим? — окликнул кто-то слева, и на тропинке громко зашуршал гравий. — Как я рад снова видеть тебя! Солнце многих выманило на улицы.

Проклятье! Грэшим повернулся к говорившему, не поднимая скрывавшего лица капюшона. Как этот глупец узнал его? И тут он вспомнил про мальчишку. Конечно, любой заметит его олуха слугу. Грэшим уловил сочувственный взгляд коллеги, обращенный к мальчику.

— Ты прав, брат Трит, — ответил маг, стараясь скрыть раздражение, — замечательный выдался денек. Как тут усидишь дома? Мои старые кости мечтают о тепле, они и заставили меня прийти сюда.

Невысокий толстенький брат, сбросивший на солнце капюшон, улыбнулся. Редкие волосы цвета дорожной грязи уже не могли скрыть лысины, а маленькие глаза были слишком широко расставлены.

«Как он похож на удивленную корову», — подумал Грэшим.

Вдруг глазки брата распахнулись в изумлении.

— О! Так ты еще не знаешь!

Грэшим мысленно застонал. Слухи носились, точно дикие псы, по коридорам дворца, все сметая на своем пути. У него не было времени на подобные глупости, и Грэшим сделал вид, что не понял. В его возрасте он мог позволить себе имитировать глухоту.

— Я лучше пойду, пока мои старые ноги не отказали. Зимняя сырость все еще живет в моих коленях. — И он тяжело оперся на свой посох, чтобы подчеркнуть последние слова.

— Тогда уж небольшая прогулка по саду пойдет тебе на пользу, — сочувственно ответил брат Трит. — Я провожу тебя.

— Ты очень добр, но в этом нет необходимости. Со мной мальчик.

— Ерунда. Я отведу тебя взглянуть на дерево коа'кона. Как же можно отказаться от подобного зрелища?

Грэшим уже с трудом сдерживался.

— У меня нет времени…

— О, так ты правда не слышал? — Брат Трит ужасно обрадовался возможности первым сообщить важную новость. — Пойдем посмотрим. Просто поразительно! Вот увидишь, это доброе предзнаменование.

Грэшиму совсем не хотелось идти в центр сада к чудовищному мертвому дереву, однако слова брата Трита задели в нем струну любопытства. О чем этот слабоумный болван?

— Что за добрые знамения?

— Не хочу портить тебе сюрприз, сам увидишь.

Сандалии брата Трита громко заскрипели по гравию в тишине двора, и Грэшим последовал за толстяком. Скрыв недовольную гримасу, он махнул мальчишке, приказывая не отставать.

Из всех напоминаний о древней чирической магии дерево коа'кона было самым сильным. Когда-то его ветви тянулись высоко в небо, выше всех городских шпилей. Перед смертью ствол стал таким толстым, что десять человек, взявшись за руки, не смогли бы его обхватить. Прежде полог серебристо-зеленой листвы закрывал весь сад, а по ночам пурпурные цветы раскрывались и сияли, словно тысячи сапфировых звезд. Жители А'лоа Глен считали дерево сердцем города.

И все же, каким бы величественным ни выглядело дерево, истинная его сила скрывалась в узловатых корнях. Их сеть глубоко уходила в землю, окутывая город волшебной паутиной. Маги знали, что именно в ее толстых переплетениях бьется сердце города. Обитатели А'лоа Глен питали могучие корни, сливая свои силы в единый сгусток энергии, и благодаря тысячи отростков созданные заклинаниями шпили тянулись к небесам и происходили невероятные чудеса.

Но все это было очень давно.

Грэшим посмотрел на умершее дерево и вдруг почувствовал к нему симпатию — время не пощадило и его. После падения А'лоа Глен жестокие зимы повредили ствол, остатки магии оказались бессильны. Теперь остался только скелет высохших ветвей, большая их часть сгнила и отвалилась. Однако зеленые листики все еще изредка появлялись — так умирающий приоткрывает глаз, чтобы в последний раз взглянуть на мир. Впрочем, прошли века с тех пор, как такое чудо случалось в последний раз.

Сейчас дерево высилось безжизненным памятником.

Тем не менее Грэшиму совсем не хотелось подходить близко. Обрывки древней магии по-прежнему влекли к коа'кону, и они свисали с ветвей, точно мох. Энергия еле чувствовалась, но даже в столь малой концентрации представляла серьезную опасность для жизни. Хитрое сплетение заклинаний черной магии, замешенной на крови, не подпускало смерть к сердцу Грэшима, но даже слабое дуновение чирической силы могло ослабить сложные охранные заклинания.

Вот почему старик лишний раз старался не появляться в саду большого двора, а дерево обходил как можно дальше. Но сегодня не оставалось выбора, да и любопытство заставило его отвлечься от катакомб, куда он изначально направлялся. Грэшим понимал, что лучше не рисковать, но если его охватывало какое-то желание, он очень редко от него отказывался. Поэтому он шел за братом Тритом к центру сада мимо других братьев.

Маг отметил, что чем ближе они подходят к дереву, тем больше братьев им встречается — казалось, те совершали настоящее паломничество. Одни вели других — они тихонько о чем-то беседовали, некоторые шагали поодиночке, не сводя глаз с голых ветвей. Что могло привлечь столько ученых мужей?

С каждым тяжелым шагом любопытство мага росло. Почему он об этом ничего не слышал? Гнев мешался с заинтересованностью. Словно прочитав его мысли, брат Трит ответил:

— Это произошло только сегодня утром, но новость разлетелась по дворцу очень быстро.

— Что, что произошло?

Толстяк с удивлением воззрился на Грэшима, и старик заставил себя успокоиться. Он досадливо взмахнул рукой.

— Извини, брат Трит, это все суставы. Боюсь, прогулка дается мне слишком тяжело.

Казалось, слова Грэшима удовлетворили провожатого.

— Не тревожься, брат. Мы уже пришли. — Трит шагнул вперед и мягко отстранил собравшихся перед деревом людей. — Дайте место. Пропустите нашего мудрого брата.

Море белых одеяний расступилось перед Грэшимом.

— Несомненно, это доброе предзнаменование, — взволнованно добавил Трит, когда старик медленно двинулся вперед.

Притворившись, что оступился, Грэшим со всей силы ударил посохом по ноге брата Трита. Только мягкий гравий уберег пальцы толстяка от переломов, его мясистое лицо густо покраснело от боли. Старик невозмутимо шел вперед. Наконец он оказался в тени ствола дерева.

Со всех сторон неслись удивленные восклицания и шепот молитв. Грэшим запрокинул голову — прямо над ним покачивалась живая ветка.

Грэшим нахмурился. Минуло почти два десятка зим с тех пор, как на дереве в последний раз появлялись листья. Легкий ветерок залетел во двор, и серебристая зелень затрепетала, поблескивая на солнце. Толпа благоговейно зашумела.

«Всего пара листиков собрала здесь всех этих глупцов?» — Грэшим состроил под капюшоном презрительную гримасу.