Таня Хайтманн - Оборотень Страница 40

Когда Хаген приветствовал всех, объявляя собрание открытым, Давид изо всех сил старался не обращать внимания на рычание волка, звучавшее в ушах. По крайней мере, хоть отвращение к этому человеку они разделяли.

— В последнее время мы редко собирались, но это как раз добрый знак: все идет лучшим образом, наша стая процветает. Процветает настолько, что мы даже можем приветствовать в своих рядах новых товарищей. Тех, кто, услышав наш зов, отринул одиночество, и тех, кто перерос свою стаю.

При этих словах по залу прошелся едва уловимый гул, к которому невольно присоединился и Давид. Однако он не мог избавиться от смутного ощущения недовольства. Конечно, иногда случалось, что кто-то переходил из одной стаи в другую: проигранные бои, любовные истории… Но новичков, о которых шла речь, привлекал запах крови, подобно темному сиянию окружавший Хагена. Хотя они и стояли среди своей новой стаи, но казалось, что они сами по себе. Их это мало заботило, потому что все равно все смотрели только на Хагена, повелителя жизни и смерти в этом городе, полном жертв. Что ж, многие люди чувствовали присутствие демона и вели себя на улицах города осторожно. А при наличии фотоаппаратов, мобильных телефонов и других электронных штук все становилось сложнее. Нужно было аккуратно выбирать жертву, чтобы не привлечь внимания. А Хаген знал, как подобраться к жертвам, которыми никто не интересуется. Какие связи задействовать, чтобы привести к себе людей, имен которых никто не знает и которые не оставили в городе следов.

При мысли об этом Давид вспотел. Перед его мысленным взором возникла женщина в потрепанном платье и с растертыми в кровь ногами, спавшая на матрасе. Знать, что эта женщина существует, было ценой, которую он должен заплатить за то, что был частью стаи. В конце концов, Конвиниус постоянно втолковывал ему это — по-своему, и следы этих уроков Давид по-прежнему носил на своем теле. Тот, кто является частью стаи, принимает охоту, которой занимается вожак как представитель своих волков. Именно это и сделал Хаген, когда потребовал безымянную в качестве платы за услуги. Он загнал ее для стаи и разорвал жертву, чтобы усилиться, чтобы никакой другой стае не пришло в голову мериться с ним силами. Волк был демоном, хищником, инстинкты которого нужно удовлетворять, — в этом состояла главная задача вожака. Тот, кто отказывался от охоты, невольно выбирал одиночество. В отличие от Конвиниуса, Давид одиночества не переносил.

Похоже, внезапно охватившее его чувство стыда пробилось сквозь присутствие Хагена к Натанелю, и тот бросил на него задумчивый взгляд. Давид поспешно уставился в пол.

Хаген не обратил внимания на ворчание стаи, а даже в некотором роде уступил ему — в доказательство своей власти. Но стоило ему заговорить, как стало тихо.

— В стае ничего нельзя долго скрывать. Пожалуй, все знают, что нам нужно провести новые границы территории. Благодаря нашим, как некоторые говорят, кровавым обычаям мы стали сильнейшей стаей в этом городе. — В голосе Хагена послышалось волнение, его пальцы внезапно вцепились в меховое одеяло. — Город принадлежит нам, он — наша территория!

Абсолютная убежденность, которую он излучал, передалась стае, и атмосфера в зале словно наэлектризовалась.

Там, где стая стояла особенно плотно, Давид видел руки, рванувшиеся в стороны, чтобы коснуться соседа, тела, качнувшиеся вперед и назад, плечи и бедра, трущиеся друг об друга. Желание слиться с кем-то быстро распространялось. В толпе он увидел Янника, который стоял с закрытыми глазами, положив голову на плечо женщине постарше, и Давид подумал, что это и есть Рут. Но видел он только ее спину, потому что она стояла в объятиях мужчины. Он тоже ощутил это всеобъемлющее желание и поймал себя на том, что попытался придвинуться ближе к Натанелю, — так близко, что они неминуемо должны были коснуться друг друга. Словно прикосновение могло смягчить то странное возбуждение, которое пробудил в нем зов Хагена.

Это было признание в необходимости друг другу. Это высвобождалась присущая волку энергия, которая связывала их. Чудесное, приятное чувство, придававшее телу сил, а жизни — смысл. Эта связь была одной из причин, почему после смерти Конвиниуса Давид не отверг предложение Хагена присоединиться к стае. Он тосковал по чувству принадлежности, и неважно, насколько высокой была цена за это.

Однако прежде чем Давид действительно отдался своей потребности и подошел к Натанелю, по-прежнему в одиночестве стоявшему у стены, он снова вспомнил ту девушку. Знание цены за эту принадлежность кольнуло его.

Тем временем Амелия перебралась через стол к Хагену и, когда он снова заговорил, прижала губы к его уху, словно шепча что-то.

— Думаю, путь, на который мы вступим, ясен всем присутствующим: мы предложим Мэгги присоединиться к нам. В ближайшее время мы покажем ей, что она не в силах удержать границы. Она может, конечно, делать вид, что ничего не происходит, но мы заставим ее перестать игнорировать нарушения границы членами нашей стаи. — Хаген провел рукой по спине своей подруги. При этом он опустил взгляд, словно излагал план самому себе. — Потом посмотрим, что скажут по поводу сложившейся ситуации Саша и его стая. Будут сидеть тихо — хорошо. Начнут рычать — еще лучше. Нас много, и мы достаточно сильны, чтобы выгнать их из города. По поводу маленьких стай из пригорода беспокоиться не стоит — мы сможем заставить их не совать нос в наши дела. А со временем мы позаботимся и о них.

Хаген замолчал и огляделся по сторонам. Никто не выражал ни недовольства, ни восхищения. По этому поводу все были одного мнения, и неважно, что думали отдельные личности. Хаген пошел по этому пути уже давно, и тот, кто выражал сомнение, либо умолкал, либо покидал территорию — по собственной воле или, если верить слухам, с чьей-то помощью. Во время таких встреч говорилось только о том, о чем все уже давно подозревали. Они втянут Сашу в войну. Какой ценой? Об этом умалчивалось. Напряжение не ослабевало, словно все ждали кого-то, кто еще не пришел на встречу. Губы Хагена скривились в улыбке. Он проворно взобрался на стол и присел в выжидательной позе. Толпа невольно придвинулась ближе, надеясь, что он наконец нырнет в них и всех объединит.

— Нам предстоят непростые времена, поэтому необходимо расширить круг приближенных ко мне лиц.

Хаген медленно повернулся, и его взгляд остановился на Давиде. Тот инстинктивно отпрянул, но наткнулся на Лойга, который, не обращая внимания на сопротивление, молниеносно завел ему руку за спину.