Надежда Первухина - Иероглиф «Измена» Страница 40

– Идем, погуляем в саду.

Сад тоже был запущенный, но оттого он обладал особой прелестью. Юйлин шла немного впереди Ши Мина и обрывала цветки шиповника, украшая ими рукава своего нового платья. От аромата шиповника у юноши кружилась голова, но, впрочем, вряд ли один шиповник был тому головокружению виною…

– Ты, верно, хочешь знать, отчего я притворялась мужчиной? – наконец спросила Юйлин.

– Д-да, – неловко ответил Ши Мин и покраснел отчего-то как цветок шиповника.

– Я хотела добиться степени цзиньши и занять хорошую должность. Я и моя сестра – девушки без родителей и без состояния. Потому я мечтала о карьере. Все мои слова о том, что карьера – пустяк, все эти слова – сплошное притворство. Я сирота и бесприданница, чего я смогу добиться в жизни, если не найду себе достойного места?! К тому же я должна выкупить свою сестру у ее жестокого мужа… Я лгала, когда говорила, что у моей сестры есть хороший жених, нет, она замужем за настоящим негодяем! Не думай, что и сейчас я лгу тебе, нет, я говорю правду! Господин Лу Синь очень ловко догадался о том, кто я, мне пришлось рассказать ему всю свою историю. Он обещал помочь, и если бы мы с тобой не оказались свидетелями заговора, я бы, верно, уже катила в повозке в земли Жумань, а моя сестра была бы выкуплена…

– Скажи, а Юйлин – твое настоящее имя?

– Конечно, дурачок! Ведь это имя может носить и женщина и мужчина! Что тут такого?! – Юйлин повернулась к Ши Мину и смеющимися глазами посмотрела на него. – Ши Мин, неужели ты сердишься на меня за то, что я притворялась перед тобой мужчиной?!

– Нет, что ты! – воскликнул юноша. – Я вовсе не сержусь. Просто никак не могу прийти в себя от удивления. Юйлин, а твои стихи -действительно твои?

– Фу, вот твердолобый! – рассердилась девушка. – Думаешь, если я девица, то и стихов писать не могу?! А вот и могу, как видишь! Разве ты не знаешь, что даже среди сицзи[7] были великие поэтессы?!

– Конечно, знаю, – даже обиделся Ши Мин. – Поэтесса Кань Ляо была великой и знаменитой, хотя и зарабатывала себе на жизнь, служа в доме пионов и ив. Но ты-то не сицзи!

– А что плохого в том, чтобы быть сицзи? – напустилась на юношу девушка. – Они ни от кого не зависят, сами распоряжаются своими деньгами, а если и выходят замуж, то по собственной воле, а не по воле родителей или родственников! Взять хоть ту же Бирюзовую Царицу…

Тут наши друзья немного побледнели и приумолкли. Потом Ши Мин сказал:

– Как ты думаешь, Бирюзовая Царица еще жива? Злодеи ведь собирались ее убить.

– Не знаю, – отмахнулась Юйлин. – Что мне до судьбы какой-то Бирюзовой Царицы, к тому же предательницы, якшающейся с врагами страны! Меня больше беспокоят две наши судьбы. Какая доля нам уготована? Сколько времени мы просидим в Хуатуне? Здесь умереть со скуки можно!

– А ты займись сочинением стихов, – поддел девушку Ши Мин. – Вот и пройдет скука.

– И займусь! – с вызовом сказала Юйлин. – Хочешь посостязаться со мной в стихотворном мастерстве?

– Зачем? Я заранее знаю, что ты победишь. Ведь твои стихи совершенны.

– Ты льстишь мне потому, что я девушка?

– Нет, вовсе нет… Да что с тобой? С чего ты вдруг обиделась?

А Юйлин и впрямь надула свои прелестные губки и принялась так ломать ветку шиповника, что иглы кололи ее нежную ладонь. И почему она обиделась на Ши Мина, мы тоже не можем понять. Как говорят мудрецы, сердце девушки – запечатанная шкатулка, не знаешь, что обретается внутри – жемчуг или яд!

Обиженной и рассерженной Юйлин пробродила по саду до позднего вечера. Поначалу Ши Мин неуклюже пытался привлечь ее внимание, развеселить и отвлечь, но через некоторое время и ему это надоело, к тому же юноша проголодался. Потому он оставил свою возлюбленную бродить по саду в одиночестве, а сам отправился в дом. Нет, он не собирался оставлять Юйлин надолго, он просто решил проверить – заметит она его отсутствие или нет?

К вящей обиде Ши Мина, Юйлин его отсутствия совершенно не заметила. Она бродила по дорожкам сада, подол ее платья вымок от вечерней росы, а домой уходить не хотелось. Юйлин грезила наяву, и героем ее грез был небезызвестный первый императорский каллиграф.

– Ах, он никогда, никогда не полюбит меня! – сокрушалась девушка. – В его глазах я – ничтожная обманщица. К тому же я куда некрасивее придворных дам, а этих придворных дам во дворце сотни! А он так красив! Так пленителен его взгляд! Если бы он хоть чуть-чуть снизошел до меня! Как тяжко страдать от безответной любви!

И Юйлин тихо запела:

Рукава мои дождя полны.Зелен атлас, изумруден шелк.Повелитель сказочной страны,Отчего ко мне ты не пришел?Где искать тебя? Зову, зовуВ зелени волнующихся ив…Я ждала -ты будешь наяву,Ни о чем меня не расспросив.Я ждала – ты явишься ко мне,Страстью безответною маня.Я б сгорела для тебя в огне,Сердце от печали не храня…

И тут случилось невероятное. Зашуршали ветки ююбы, и на Юйлин с дерева спрыгнула огромная кошка.

– Ай! – вскрикнула девушка, падая под тяжестью, зверя. – Ай, спасите!

– Тихо! – приказала кошка, лапой зажимая Юйлин рот. – Кричать ни к чему. Я тебе ничего плохого не сделаю. Только будь умницей. Не будешь кричать?

– Мфт… Нет.

– Хорошо. Вставай.

Кошка убрала лапу с губ Юйлин и помогла ей встать. Встала сама. И оказалась никакой не кошкой, как поначалу подумалось Юйлин, а преогромным барсуком с оскаленной узкой мордой, с глазами, горящими алым огнем.

– О Небесная Канцелярия! – жалобно пискнула Юйлин, глядя на барсука. – Оборотень!

– Ты очень догадливая девушка, – прорычал барсук. – А теперь изволь сказать: что ты делаешь в моем саду?

– В вашем саду, господин барсук?!

– Нет, я рано похвалил тебя за догадливость, – барсук оскалил громадные зубы. – А как ты думаешь, чей это сад, если не мой?

– Эт-то сад господина первого императорского каллиграфа,-заикаясь и косясь на клыки барсука, проговорила Юйлин. – Это его поместье…

– Да? Хороший ответ, он говорит о многом. Но ты-то как тут появилась? Ты новая служанка?

– Нет, – слегка возмутилась Юйлин. – Я гостья господина первого императорского каллиграфа.

Барсук в ответ на это что-то проворчал, весьма неразборчиво, видимо на барсучьем языке. Юйлин, бледная как полотно, ожидала своей участи. Ноги ее словно приросли к траве, бежать она не могла, да и как бежать: оборотень вмиг ее настигнет и растерзает насмерть!

Но оборотню, судя по всему, не требовалось терзать несчастную девушку. Он как-то задумчиво похлопал себя по бокам передними лапами и сказал:

– Идем-ка в дом, гостья.

И первым зашагал по тропинке, причем зашагал на задних лапах.