Патриция Бриггз - Удар Ворона Страница 40

Форан подумал, что именно кляпы во рту осужденных вызвали ропот в огромном зале. Он заметил, что Горриш ничего не сказал. Честь септа не терпела такого обращения. Связанные руки еще можно было простить, но кляп – это открытое оскорбление. Форан не хотел никого оскорблять, но чтобы завершить задачу, ему нужно было, чтобы эти люди молчали.

Гвардейцы императора вывели этих людей на середину зала и поставили лицом к остальным септам, смотревшим со своих мест. Когда они были расставлены, император спустился с помоста и подошел к обвиняемым септам.

В зале наступила тишина: септы ждали, что же задумал император.

– Септ Дженни, – сказал Форан, останавливаясь перед обвиняемым и глядя ему в глаза. – Септ Сил Холда. – Всего их было тринадцать. – Септ Вертесса.

Некоторые из септов старики, которые знали отца императора так, как не знал он сам. Знали его и были свидетелями его убийства, как и убийства дяди, вырастившего Форана. Были и молодые люди, пившие его вино и евшие его пищу, считавшие его пьяным ничтожеством… каким он и был.

Одного за другим он назвал их всех.

Сегодня, Форан знал, он заплатит за долгие годы, когда позволял себе быть трусливым каплуном. И он надеялся, что конечная плата за его грехи будет меньше той, что придется заплатить этим людям.

– Ваши руки связаны, – сказал он, – потому что сегодня вы бессильны перед Нами. Ваши языки молчат, потому что у вас была возможность защищаться, но сегодня Мы вас больше не слышим.

Он повернулся к остальным септам, обвел взглядом зал.

– Мы находим этих людей – все они септы – виновными в убийстве и измене. Мы считаем их преступление более тяжким, чем проступки меньших людей, потому что доверие, которое они обманули, было больше. Мы находим, что их преступления требуют, чтобы наследство этих септов перешло к Нам, и Мы поступили бы с ним, как пожелаем.

Это вызвало шум в аудитории. О, и раньше были императоры, которые вмешивались в передачу наследства, но в последние двести лет такого не случалось, даже в случае измены. Он мог позволить наследникам сохранить септы, но дело не в этом. Он хотел, чтобы все септы запомнили силу императора и забыли, каким дураком считали его раньше. Они должны нутром усвоить, что их власть исходит от него, а не наоборот.

– За их преступления Мы приговариваем этих бывших септов к смерти.

В зале Совета септов стоял камень, а на нем статуя вставшего на дыбы жеребца, символ поднявшейся империи. Форан думал, что большинство септов забыло: камень этот раньше был совсем не основанием статуи.

Он протянул руку, и Тоарсен, капитан императорской гвардии и бывший Воробышек, стоявший до этого неподвижно, пришел в движение. На уровне груди он руками в перчатках держал большой меч, заранее спрятанный за помостом императора.

Это не был меч Форана. Пришлось отправиться в оружейную и просмотреть десятки мечей, прежде чем нашелся подходящий.

Форан взял меч и поднял его – почти пять футов заново заостренной стали, торчащей из великолепной двуручной рукояти. Грозное оружие – хотя в битве он предпочел бы что-нибудь полегче.

Форан позволил всем рассмотреть меч. Кое-кто из септов нахмурился и распрямился, но большинство выглядели скучающими. Он знал: они ждут речи. Риторика – вот обычай, а меч – всего лишь экзотическая побочная деталь.

– У Нас нет полного списка смертей, причиненных этими людьми, хотя среди них смерть Нашего отца и Нашего дяди. Поэтому Мы назовем имена тех, кто погиб, защищая Нашу жизнь. – Эти имена он запомнил задолго до того, как решил использовать их здесь. Ему казалось, что человек должен помнить имена тех, кто отдал за него жизнь. И назвал имена пятнадцати Воробышков. Потом имена десяти людей, принадлежавших Авару, септу Легея, пришедших ему на помощь. – И клан Ронжера Библиотекаря… – восемь имен. Он дошел до конца этого списка, и только тогда многие септы поняли, что имена принадлежат Странникам.

Два его советника – Герант и Авар, оба септы, – посоветовали ему назвать эти имена. Политикой Совета на протяжении столетий было устранение «бича» – Странников. Но эти люди тоже погибли за него, и Форан решил, что их имена послужат доказательством вины обвиняемых.

– Первый человек, погибший в ту ночь, не получит от Нас справедливости. Леди Мирцерия из Теллериджа, дочь прежнего септа Теллериджа, умерла под пытками, которые применял к ней ее отец. Она умерла, чтобы сохранить Нашу тайну, чтобы Мы могли довершить падение Пути. Мы хотели бы, чтобы Теллеридж ответил за свои преступления, но он умер в тот день, и умер слишком легко.

Пока он говорил, два стражника, специально подобранные для этого дела, сняли статую жеребца с его почетного места и сдернули вышитое покрывало, обнажив холодный гранитный камень.

Форан кивнул, и охранники септа Дженни подвели его к камню. Они сбили его с ног и прижали к граниту, так что голова свисала. Все это было проделано гладко: сказывались почти непрерывные трехдневные тренировки.

Септ, обвиненный в предательстве, должен пролить кровь в зале Совета. Традиционно император разрезает его руку, позволяя капнуть крови. Обычно в тот же день следует обезглавливание – во дворе дворца, в специально отведенном месте. Но были и исключения.

Обеими руками Форан высоко поднял над головой старый меч. Кожаная головка эфеса позволила руке не скользить, когда он опустил меч, созданный, чтобы рубить, а не фехтовать или парировать удары, и перерубил шею септа Дженни.

Все произошло так быстро, показалось Форану, что Дженни даже не понял, что с ним происходит.

Кто-то закричал – но не протестующе, а от неожиданности и шока. И когда он повернулся лицом к ним, к Совету септов, то увидел, что наконец полностью завладел их вниманием.

В наступившей тишине Форан позволил им как следует всмотреться в императора, с мечом в руке, с разбрызганной вокруг кровью; позволил запечатлеть эту картину в уме и в сердце, чтобы она перекрыла воспоминания о слабаке, каким они его считали.

Лицо его оставалось бесстрастным. Помогло то, что это был не первый убитый им человек. «Что бы я ни чувствовал, – яростно сказал он себе, – это не убийство».

Стражники оттащили тело в сторону и накрыли грубой, темной мешковиной – никаких дорогих тканей для этих людей. Когда окровавленный камень опустел, Форан кивнул следующей паре.

После первых трех ему легче стало сдерживать тошноту. Он научился с такой скоростью опускать меч, что большую часть работы выполнял вес его тела. И только раз пришлось ему нанести второй удар, когда септ Сил Холда слишком энергично вырывался из рук стражников, и под удар меча попало его плечо.