Юлия Остапенко - Русская фэнтези-2008 Страница 40

Он отвернулся от окна. Взор скользнул по стене. Над креслами развешены любимые амулеты: опахало из павлиньих перьев, обеспечивающее в доме свежесть и прохладу в любую жару, две красно-синие маски монгольских демонов, отгоняющие болезни и страхи, напечатанная на ткани мандала, еще в детстве привезенная Виктором с Тибета. На ней он любил медитировать. «Может, и сейчас?» Но время уже поджимало.

Еще секунда ушла на колебания: «Стоит ли тратить силу на фиксацию трансформации?» Но потом Виктор решил: «Стоит! При случае заскочу отдохнуть!»

И, вздохнув, он снова нырнул в Сумрак, отправившись совершать положенные его герою подвиги и ошибки. Где-то там его еще ждала любовь Великой белой ведьмы…

И если после всех героических битв и свершений вам сначала один тип сует в руки полено и плюет прямо в глаза, а потом другой замахивается гаечным ключом, что бы вы стали делать?

«О, Ланделема и все Куролеты! И ведь ничего этого не было ни в одном из „Дозоров“ — ни в „Ночном“, ни в „Дневном“, а „Сумеречный“ еще не написан! Что случилось? Куда я попал?»

Собака бывает кусачей

«А что, я очень даже симпатичная! Жалко, нет зеркала!» — именно эта мысль первой пришла в голову Виолы, когда она увидела перед своим черным носом сначала дорогу, выложенную желтыми кирпичами, затем лапы, на которых она стояла на дороге, а потом и все туловище — в местах, доступных обозрению.

«Я теперь гладкошерстная и расцветка другая. Но тоже ничего… Хвост намного длиннее и им удобней вертеть… Ой! Я, кажется, стала мужчиной, в смысле — кобельком… Как же так, нам ведь говорили, до четвертого курса смена пола запрещена? Интересно, в чем разница, когда ты — мужчина? Например, если задрать ножку, то…»

Следующий взгляд она бросила вокруг, изучая своих спутников: «Элли очень милая. И Страшила обаятельный и кажется умным! А Железный Дровосек — добрый! А Лев очень большой, но всё-таки храбрый! Почти совсем не испугался, когда я на него залаял! И что они стоят? Надо двигаться!»

— Вперед! К Гудвину — Великому и Ужасному! — радостно затявкала/затявкал она/он. — Он вернёт нас домой в Канзас! Гав-гав!..

«Но, позвольте, „Волшебник Изумрудного города“ — это, конечно, прекрасно. Я десятки раз его перечитывала в детстве. Я великолепно знаю свою роль… Конечно, лучше бы быть Элли или Волшебницей Стеллой, только не Бастиндой, и не Гингемой, и не Летучей Обезьяной, и не… Нет, Тотошка мне вполне подходит, хотя он и мужчина! Это даже пикантно…

Но только… какая же это фантастика? Это даже не фэнтази! По t-классификации это типичная авторская сказка, причем современная… И ее не было в списках литературы к экзамену. Я точно помню…»

— Ой! Гав! Кто это? Гав-гав! Как ты смеешь плевать в Элли? Вот я тебя! Гав!.. Элли! Берегись! Гав! Этот тип замахивается железкой! Гав-гав-гав!!!

«Какая жесткая и грязная нога! Кусать противно… О, Ланделема! Но этого не было в „Волшебнике“! Что случилось? Где я? И как сюда попала? Черновик! Ой, МАМочки!»

Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!

— Ну, попадись мне тот гад, кто меня сюда запихнул! Дай только отсюда выбраться! Попался бы ты мне в темном углу… МАМа не узнает! Да пошли вы все со своим обедом… сами знаете куда! В своё гномье царство… во глубину Сибирских руд… хранить там гномское терпенье… Во как я! Почти Пушкин!

Нет, ну какой же мерзавец всё это придумал? Ну, так можно над человеком издеваться? Это ж додуматься надо… Да какая это вам к Куролетам «оптимальная экстраполяция статистической лямбда-вероятности»? Как же я теперь людям в глаза смотреть буду?..

— А ты ещё откуда взялся? Ах, ты ещё плеваться будешь?…А вот я тебя поленом по куполу!

Гм… это, кажется, кто-то другой… и его тоже нет… Одни гномы остались…

— Нет! — завопил он. — Не поддамся! Лучше в осадок выпасть! — и налитыми кровью глазами он озверело посмотрел вокруг в поисках орудия смерти. Но ничего подходящего не было. Лишь березы окружали полянку, и белизна их стволов делала яркий солнечный день еще светлее и радостнее.

— И никто не узнает, где могила моя! — вдруг не то запел, безбожно фальшивя, не то просто завопил он, взвыл дурным голосом и ринулся к самому толстому стволу, на ходу пригибая голову.

Кто умножает познание, тот умножает скорбь

На кафедре литературы собиралась гроза. Ветер шевелил гусиными перьями, воткнутыми в чернильницы, вздымал страницы рукописей и сдувал с них пыль, закручивая её в лево- и правосторонние спирали.

— Амадей Гофманович! Это всё она виновата, вы у неё спросите, что она в состав подмешала? — вопил, дёргаясь и взлетая при особенно сильных порывах Ветра, молодой и пока ещё несколько легковесный магистр изящно-магических наук доцент Шерлок.

— Ну, прежде всего, дорогой мой, вина лежит на вас! — решительно ответил ему заведующий, возмущенный попыткой доцента улететь от ответственности.

Самого завкафедрой Ветру было не поднять: его прочно удерживали на земле звучные титулы и научные заслуги, не говоря уже об округлом животике, к постоянному огорчению владельца все больше и больше выдающемся вперед.

— Будем объективны! — Разнос постепенно набирал обороты, углубляя гневные складки на лице начальника и усиливая порывы Ветра в помещении. — Именно вы настояли на расширении и углублении эксперимента. Какую-то детективщину развели… Нельзя свои личные интересы ставить впереди кафедральных! И вот результат… Вот они, непроверенные эксперименты и лихачество!

— Да у меня всё просчитано! — завопил Шерлок. — Не виноват я! У меня же возникает метафизический синтез Иномирья, основанный на межмировом Ветре как прочной несущей конструкции… Студент в конце романа оказывается перед Сфинксом, а Сфинкс задаёт задачу… Что им стоило её решить? Вы же сами одобрили…

— М-да… задачи одобрил… по рекомендации кафедры логики, но исключительно под вашу ответственность! И зачем вам этот самый синтез потребовался? Чем вас не устраивали самостоятельные литературные миры? Вы что, не знаете, как опасно их смешивать?

— Но синтез-то точечный, перед Дверью! Сфинкса мне одного выдали! А он сам по разным мирам ходить не может! Вот и пришлось все миры к одной точке свести! А потом, у меня же действует строгая система отбора задач! Каждому персонажу-студенту Ветер приносит его литературную доминанту, попросту — цитату из мировой классики. Вы же сами требовали найти применение Ветру в учебном процессе! И конкурс объявили! — попытался оправдаться подчиненный, прозрачно намекая, что всего лишь выполнял указания руководства.