Виталий Дубовский - Воины Нави Страница 40

На закате отряд пересек владения полян, расположившись в ближайшей степи на ночлег. Разведя сотни костров, воины дружно принялись за еду, доставая из походных мешков лепешки и вяленое мясо. Тут же по кругу пошли меха с медовухой, развязывая языки и расслабляя утомленные дорогой тела. Лиходей прошел по краю лагеря, расставляя ночные посты. Зная пристрастие волков к медовому напитку, он не поленился расставить и собственные обереги. Отойдя от лагеря на сотню шагов, ведьмак воткнул в траве кол. Потянувшись к нему сознанием, привязываясь словно нитью, он пошел вдоль лагеря, негромко нашептывая:

Нить моя тонка, незримо глазу свитая,Как тихая вода, рябью не покрытая.Зацепись, нога, вражья ль, воровская,Разбуди, струна, звонко напевая.

Обойдя лагерь по кругу, ведьмак прочно закрепил заклятье, недовольно поглядывая на пьянствующих воинов. Безобраз подошел, заключил брата в медвежьи объятия.

— Ну и чего ты загрустил? Пойдем к костру, выпьем медовухи, пока сон не сморил. Не грусти, брат, скоро битва, повеселимся на славу.

Лиходей покачал головой, голубые глаза сурово смотрели сквозь ниспадающие пепельные локоны.

— Нерадостно мне, брат. Ты меня знаешь, я Лихо за версту чую. Тяжелый это будет для нас бой, кабы не последний.

Безобраз безразлично пожал плечами.

— Может, и последний. Не грусти, брат, прежде чем пасть — успеем высоко подняться. О нас станут слагать легенды, о том, как мы победили Богов! Мы никогда не умрем, брат!

Безобраз пересадил сокола на руку и, прислонившись к его голове, тихо зашептал. Птица замерла, настороженно вслушиваясь в его слова, затем, истошно вскрикнув, сорвалась с руки и взмыла в небо. Сообщение Стояну было отправлено. Ведьмаки сели у костра, разливая медовуху по чаркам и вспоминая былые веселые времена. За разговорами время пролетело незаметно, сладкий напиток закрыл им глаза, погружая в долгожданный сон. Лиходей, засыпая, прошептал заветные слова, подаренные ему Мораной.

Лиходей вышел на поляну, тревожно оглядываясь по сторонам. Деревья хмуро окружали его, протягивая свои черные корявые ветви. В Сварге лес не был зеленым, листья здесь были темно-синими, словно дикий виноград, голубая трава нежно стелилась под ногами, будто ублажая незваного гостя. Ведьмак прислушался к непривычным для уха звукам. Лес был переполнен веселым щебетом птиц, которых и в Яви не каждый день услышишь. Суетливые пчелы собирали нектар, уже не стремясь в родной улей, а поедая лакомство прямо в цветках. Здесь все было иначе, чем в Яви. Природа цветет, не увядая, яркое голубое солнце согревает своими лучами навсегда ушедшие души пращуров. И никогда нет зимы. Лиходей был здесь не по Прави, прокравшись в сновидение словно тать. Он пришел на встречу, страх перед которой бросал его в дрожь. Рожденный Мораной, он получил особый дар, который никогда его не радовал.

Из всех божеств, будь они светлыми или темными, лишь одно держалось стороной — Одноглазое Лихо. Это был неудачный ребенок Сварога, злобный, завистливый, страдающий от своей ущербности. Не смогло Добро согреть и утешить его, не родилась в его сердце любовь к роду человеческому. И ушло Лихо в дремучие Сварожьи леса, навеки покинув братьев и сестер своих.

Иногда, снедаемое вековой тоской, спускалось Лихо в мир Яви, выходя из лесу и следя за тем, как живут люди. И горе тому, кто глянул в его единственное око, кто узрел его ущербность одноногую. Вмиг почует Лихо Одноглазое взгляд омерзительный и накажет человека смертью страшною али серьезным увечьем.

Лиходею Морана показала дорогу в обитель Лиха. Сама она попасть в Сваргу не могла, но его провести сумела. Наградив ведьмака хромотой, Морана наложила на него великой силы заклятия, оберегающие от сглаза Лиха. Но каждый раз, встречаясь с ним, Лиходей поневоле вздрагивал. Вот и сейчас, выйдя на заветную поляну, он трусливо оглянулся, встав на колени. Сложив у груди руки, он зашевелил пальцами, начав нашептывать заклинание призыва:

Горе на земле творится,Стала нечисть веселиться.Скот падучая съедает,Колос ведьма обрывает.Нет веселья у народа,Вышло солнце, вновь невзгода.Выйди, Лихо, хватит злости,Друг хромой явился в гости.

Ведьмак оглушительно хлопнул в ладоши, поднимаясь на ноги. Деревья заскрипели ветвями, передавая по лесу услышанный призыв. Где-то в глубокой чаще раздался омерзительный хохот, и земля задрожала от хромой поступи божества. Древний демон, словно нашаливший ребенок, съежился в ожидании встречи. Деревья торопливо расступались, пропуская огромного мрачного Бога. Его волосы, словно грязная солома, ниспадали до пояса, закрывая половину лица. Единственный зеленый глаз светился, зорко всматриваясь в ведьмака сквозь спутанные локоны. Одетое в грязную рваную рубаху Лихо приближалось, хромая на осиновой ноге. Земля под ногами ведьмака дрожала все сильней и сильней, оповещая о приближающейся нечеловеческой мощи. Лиходей поспешно опустил глаза долу, стараясь не прогневать великого Бога. Подойдя на расстояние пяти шагов, Лихо остановилось, презрительно вглядываясь в ведьмака:

— Ты, что ли, звал меня, мошка назойливая?

Гнусный скрипучий голос резанул слух, заставляя голову вжаться в плечи. Лиходей, стараясь не выказать страха, быстро заговорил:

— Я звал. Разве кто-нибудь еще смеет побеспокоить тебя в печали? С тобой ведь и поговорить боятся, и взглянуть на тебя не смеют. Ты же осерчаешь сразу, и переломаешь все кости смертному. А то и без головы оставишь. Разве же кто, кроме меня, смеет тебя тревожить?

Лихо улыбнулось, показав редкие рыжие зубы, и кивнуло головой, соглашаясь:

— Правду говоришь. Кроме тебя, из смертных меня никто не тревожит. А ты почему осмелился? Храбрый выискался? А может, ты дурак?

Ведьмак отрицательно покачал головой, вздохнув с облегчением. Раз начался разговор, полбеды миновало. Бывали такие случаи, когда не в настроении было Лихо Одноглазое, и бежал он тогда с этой поляны, спотыкаясь и ломая ноги и руки.

— Не храбрый я, да и не дурень. Вот ты сердишься на меня, убить грозишься. А ведь тогда к тебе вообще никто в гости захаживать не станет. А так хоть какое-то развлеченье. Прав я али нет?

Лихо кивнуло, соглашаясь, и расхохоталось:

— Ох ты и бежал того разу! Ноги поломал, руки в кровь изодрал. Гляжу, живучий ты?

— Детей Мораны нелегко истребить. Даже тебе, Великое Лихо. Видать, повеселилось ты того разу всласть?