Николай Басов - Поиск неожиданного Страница 40

— Город вон там, — сказала она отрывисто. — И лагерь довольно приличного войска… Кажется, город в осаде, а значит… — Она еще разок оценила то, что было видно ее внутреннему взгляду. — Штурм уже скоро состоится, осажденные готовятся к погибели.

Рыцарь Сухром тоже смотрел вперед во все глаза. Ему важно было теперь точно определить, нужно ли ему влетать в этот город или следовало добраться до лагеря осаждающих, чтобы найти того, кто ему нужен. Он даже вытянулся вперед, схватившись за поручень корабельного ограждения, напряженный, будто боец в поединке.

И тогда он увидел… Увидел и даже сначала своим глазам не поверил.

Из центра лагеря осаждающих, из всей скопившейся под стенами странного лесного городка армии, вверх поднимался немыслимо плотный столб голубого света… Будто бы небо, по которому тащился «Раскат» на своем баллоне и крылышках, и землю, где, как на дне глубокого и темнеющего уже озера, как придонные рыбы находились люди, их дома, оружие и прочий разный скарб, связала видимая вибрирующая струна. И теперь, когда Сухром ее заметил, она зазвучала, даже загудела, наливаясь энергией и силой, оказывая на него, на рыцаря Бело-Черного Ордена, тяжелое, густое давление.

Сухром мельком оглядел открывшийся лагерь осаждающих, это было, как обычно на войне, совершенно невообразимое скопление всего, что люди привыкли держать при себе, и в то же время все это было грязным, серым, вызывающим впечатление едва ли не болезни и гниения, от чего нормальному человеку, конечно, захотелось бы поскорее отвернуться. Сухром обратился к капитану Вилю, который снова появился на палубе:

— Капитан, высади-ка нас вон в тех деревьях, они растут плотнее, чем в другом месте, да и подлесок там гуще… Может, если ты хорошо наколдовал, осаждающие не соберутся толпой у твоего кораблика.

Виль кивнул и пробурчал, будто ветер просвистел в снастях — одновременно и высоким, тарховским голосом, но и низким, обветренным, привыкшим перекрывать ненастную погоду:

— Сперва нужно проверить, сэр рыцарь, как у меня колдовство получилось. Пройдем над лагерем осаждающих и посмотрим, станут ли в нас стрелять… — Он неопределенно хмыкнул. — А если все же нас обнаружат, боюсь, рыцарь, придется высаживать тебя с друзьями где-нибудь в полудесятке лиг… Я же кораблем рисковать не могу, сам понимаешь. Ну да ничего, место ты определил, доберешься как-нибудь.

— Проверяй, капитан, но поскорее, мне хотелось бы до темноты еще в лагере оказаться. И лучше бы у тебя с колдовством все получилось… Знаешь ли, солдаты ночью недоверчивы, а посты, если они тут не совсем лопухи, обычно удваивают…

— Понимаю, — кивнул Виль и поднялся на мостик к румпелю, который по-прежнему держал Луад.

Корабль пошел над самым городом. До крыш домов, сбившихся словно стадо барашков, увидевших волка и приготовившихся к тому, что теперь им придется куда как худо, оставалось всего-то две сотни локтей, не увидеть его было невозможно. Но жители города, название которого Сухром еще не знал, не обратили на «Раскат» никакого внимания. Даже солдаты, выставленные на стенах для того, чтобы следить за всем, что вокруг происходит, не подняли голову на эдакое для них диво. Никто из них не выстрелил в путешественников из арбалета тяжелым болтом, не стал показывать рукой, подзывать товарищей и командиров, чтобы точно узнать, что теперь, при появлении непонятных летунов, делать.

А значит, колдовство Виля сработало, он сумел сделать так, что их не замечали. Сколько это могло продолжаться, Сухром не знал и почему-то был уверен, что сам Виль тоже не знает. А потому следовало торопиться, причем изо всех сил.

Рыцарь быстро, даже не на все пряжки, застегнул на себе легкие нагрудный и наспинный доспехи, достал шлем, перепоясался мечом и прихватил пару легких дротиков, а потом едва не бегом снова бросился на палубу. Датыр тоже облачился в свою кольчужку поверх стеганого колета, вот только обошелся без дротиков, зато за спину закинул лук в чехле и колчан с дюжиной стрел, как успел заметить рыцарь, из лучших, лишь недавно отточенных и на удивление прямых, без изъяна.

Когда стало понятно, что они готовы, к ним медленно, но решительно подошла Крепа. На этот раз она не катилась по палубе, не ползла, а именно — подошла, головой задевая ткань баллона.

— Сэр рыцарь, я — с вами.

Сухром посмотрел на Датыра, тот чуть улыбнулся:

— Она нам поможет, сэр.

— Но тебе придется спуститься по канату, будто ты обезьяна с южных островов — легко и быстро, тебе понятно?

— Я не обезьяна, — не поняла сравнения циклопа. Она еще что-то хотела сказать, но Датыр поднял руку, и она умолкла, поняла — спорить сейчас не время.

«Раскат», по-прежнему не замеченный никем из тех, кто топтался по земле, завис, как и приказал рыцарь, над самой плотной купой деревьев, где вроде бы было не слишком много солдат, хотя рыцарь с внутренним содроганием уже начал догадываться, почему так получилось, как вышло, что среди многолюдного и плотно сбитого армейского лагеря оказалась вдруг эта рощица… Когда с борта были сброшены канаты и Сухром заскользил вниз, запах подтвердил догадку. Это было отхожее место для тех, кто не хотел светить голым задом, справляя естественную нужду.

Рыцарь еще и в самую гущу ветвей попал, когда спускался, пришлось расталкивать их ногами, а когда ветви расступились, он сумел добраться до древесного ствола. А потом и вовсе спрыгнул вниз… оказавшись в такой куче ужасающе пахнущих экскрементов, что его чуть наизнанку не вывернуло. Удивляясь своей брезгливости, так некстати проявившейся, он выбрался из разнообразного навоза и с сожалением понял, что теперь ему придется, если их сразу же не арестуют, искать хотя бы лужу, чтобы очиститься. Но сейчас, первым делом, следовало рассмотреть, как обстоит дело у остальных.

У оруженосца все было, конечно, нормально. Датыр спустился по своему канату, словно капля дождя скользнула по тонкой травинке — мягко, без малейшего напряжения и очень разумно. Ему удалось даже не вляпаться в дерьмо, что Сухрома несказанно удивило. А вот циклопа спускалась тяжеловато, потому что по-прежнему побаивалась высоты, а то, что она к ней привыкла за время полета, как выяснилось, не вполне правда. Еще она вдруг стала более брезгливой, чем даже рыцарь или Датыр, она просто не могла решиться ступить в этот… Не могла ступить на землю, сплошь заваленную испражнениями, и болталась на толстенном канате, который, правда, в ее лапищах выглядел тоненькой бечевой, выбирая место почище, отталкиваясь от деревьев, которые проломила своим весом, будто это были не крепкие ветки, а слабый пук гнилого сена.