Татьяна Скороходова - Меч судьбы Страница 40

Свернув в узкий коридорчик, толкнула первую попавшуюся дверь, вывалилась на улицу и без сил сползла по стене, усевшись прямо на землю. Оперлась головой о стену и закрыла глаза. Я убила. Впервые в жизни. Веды не убивают, но я уже не знала, кто я. Да, убила Лоринию не своей рукой, но такой конец можно было предвидеть, и не след оправдывать черное дело незнанием. Мне не оставили выбора. Пострадала бы Лида, Север. И Вейр. Тот самый выбор, о котором говорила Лориния. Как там? " Мне приходится принимать решения, которые так или иначе идут нам на пользу, но при этом калечат судьбы других. Я знала, на что иду". Теперь я на собственной шкуре почувствовала, каков он, этот выбор. Но ни вины, ни тошноты, ничего похожего на байки бывалых в корчме Золтана о первой крови, я не испытывала. Навалилась страшная усталость, словно на плечах пару верст тащила Мир. Умерев, светлая могла стать Берегиней. Я свой шанс похоронила собственными руками. Спустя века послышался шорох, толчок локтем вернул меня в реальный мир. Пахнуло дымом. Приоткрыв глаз, я разглядела, что рукав кожаной колдунской куртки сожжен у запястья и изрезан. Вейр, усевшись рядом, молчал. Молчала и Ольга, примостившаяся с другой стороны. Правая щека, светлые растрепанные пряди и губы в крови. Чужой.

Слова были не нужны. Я прошла испытание, пусть о нем меня никто и не предупреждал, но я понимала, почему. Мрак недоверия и подозрений отступил навсегда. Дружеские плечи, молчаливая поддержка и ощущение силы трех, которая слилась в одну, всё было для меня внове.

Чирикали воробьи, щелкал зубами Север, воюя насмерть с какой-то наглой блохой, посмевшей покуситься на его густую серую шкуру, за высокой сосновой оградой слышался шум ветра, запутавшегося в кронах деревьев. Дом Ведовства стоял на окраине, что нам только на руку, ибо в том, что нам срочно надо уносить ноги, не сомневался никто. Но сейчас пара минут принадлежала только нам.

Я не спрашивала, почему Ольга дала мне противоядие. И не допытывалась, почему колдун не сказал мне о переселении душ. Я повзрослела? Или постарела? Такова цена… Наверное, Ольга именно это и имела ввиду, говоря о награде… Да и ведьма что-то бормотала о мудрости и взрослости… "Нет, не это", — ответила Ольга. "Опять? Почему ты опять в моей башке?". "Потому что это мой амулет".

Я открыла один глаз и посмотрела на вампиршу. На её лице сияла такая ухмылка, что сразу становилось ясно, чья она дочь. Помолчав, вздохнула:

— Теперь при виде сирени я буду вздрагивать. А Лида малиновое варенье уже, поди, наварила… И, в конце-то концов, мы когда-нибудь сходим в гости, как приличные люди?

Порыв ветра заколыхал ветви. Солнечные блики упали на Вейра, сидевшего с закрытыми глазами, засверкали, отражаясь в капельках пота, и смягчили черты лица.

Он улыбался.

Глава 16

В которой герои держат совет и принимают героическое решение

Небо искрилось звездами. Серая тень мелькнула, взмыла вверх, к залитым лунным светом облакам. Сова, как и лиса, мышковала, но четвероногой хищнице сегодня ночью не везло.

Привлеченная ароматами, лисица прокралась ближе к источнику чудесных запахов. Огненный Цветок вспыхнул, взметнув рой слепящих глаза пчел, осветил лица. Зашипел жир, капающий с кусков мяса, нанизанных на прутья. Лиса втянула воздух, облизнулась. От густого, сильного аромата мяса и крови, заполонившего прохладный ночной воздух, пустой желудок сжался в комок. Самец, самка. И хищник, которого боится даже медведь. Кончик хвоста нервно подрагивал, прядали уши, но лиса не отважилась подойти ближе. Рядом с черноволосой самочкой лежал волк. Волк, и не волк. Таких зверей она ещё не встречала. Инстинкт гнал прочь, но голод был сильнее. О визите лисы Похожий на волка знал, но не стал прогонять. Рыжая села и, склонив голову, стала наблюдать за небольшой стаей двуногих. Стрекот сверчков заглушал слова, но лиса чуяла запах мыслей и отчасти понимала, о чем шла речь на поляне.

— Что, жрецы? Мы перерыли все, что у них есть. И, уверяю, ничего, похожего на смешение сил, у них нет. Кроме того, это очень опасно. Сила веры, которую они используют, может стереть нас в порошок, — сказала беловолосая хищница.

— Может, поедем к прорицателю? Я слышала, в Разломе живет тот, кто знает и видит всё, — тихо сказала черноволосая самка, кутавшаяся в темный плащ. Именно её охранял Похожий на волка. Рыжая никогда ещё не видела, чтобы лесной зверь имел такую почти осязаемую крепчайшую связь с их исконным врагом. Человеком. Лиса принюхалась, вычленив из запахов леса запах черноволосой. Самка больна. Обычно звери избегают того, кто пахнет смертью, поэтому связь волка и больной самочки была тем более непостижима.

— Что, прорицатель? Он может только сказать, останетесь вы живы, или нет. Вы это хотите знать? — спросила беловолосая хищница. Ухнула сова. Люди вздрогнули. Самец в темной куртке, от которого за версту веяло колдовской силой, промолчал, но даже рыжей стало понятно, что ни он, ни больная самочка отвечать на вопрос не будут. Они боялись. Боялись ответа.

— Рецептов вы от него не дождетесь, — мягко, словно мурлыкнула лесная кошка, добавила хищница. — Мы столько шишек набили в наших поисках, мы испробовали всё, что можно, и что нельзя. Ни один прорицатель не знает, ЧТО может помочь. Они знают, ПОМОЖЕТ, или нет. А ответа на этот вопрос у нас нет. Пока нет.

В наступившей гнетущей тишине крик козодоя прозвучал, как вопль баньши. Лиса дернула шкуркой, поймав янтарный взгляд волчьих глаз, пригнула голову, не сводя глаз с волка. Он отвернулся, но рыжая успела заметить нечто странное, не свойственное зверю. Волк здоров, в расцвете сил, так почему у него такие глаза, будто его мучает чуждая зверю душевная боль, словно он — двуногий? Однажды она наткнулась на раненного человека. В его глазах была та же самая мука. Рыжей чувства двуногих были непонятны. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Сегодня съел ты, завтра съели тебя. Это знают даже глупые хохлатки, которые блестящими глазками смотрят, как она тащит их сестру себе на ужин, вмиг прекращая истошное кудахтанье. Сегодня смерть прошла мимо, и эту ночь можно спать спокойно. А завтра будет новый день, новая ночь. И новый страх. Страх лиса понимала. Умный страх спасал жизнь. Но тот страх, который висел над поляной, и который она ощущала всей своей шкурой, до кончика каждого волоска, до сих пор был ей не знаком. Люди боялись. Но не за свою жизнь. А за жизнь другого человека. Черноволосую самочку и самца связывала странная легкая дымка, едва видимая даже звериному глазу, но ни самец, ни черноволосая её не замечали. Лиса такой дымки никогда ещё не видела. Как завороженная, она смотрела на мерцающее живое сияние. Хотелось подползти поближе, в самое сердце дымки, упасть брюхом вверх и замереть, словно щенок, который подставляет брюшко под ласковый язык матери.