Игорь Мерцалов - Новейшая оптография и призрак Ухокусай Страница 40

— Непеняй Зазеркальевич! Знаете, я всю ночь думала и, кажется, кое-что надумала…

Сударый поспешно положил перед ней блокнот, открытый на странице с предупреждением. Вереда понимающе кивнула и перевела разговор в другое русло:

— Я подыскала поденщицу, чтобы готовила для вас несколько дней.

— Ты просто чудо, Вереда! Персефоний! — одеваясь, сказал Сударый появившемуся упырю. — Ты днем спать собираешься?

— Если нужно, могу и не спать, ничего страшного.

— Тогда сходи, пожалуйста, в алхимическую лавку, нужно купить кое-какие реактивы…

Они вышли вместе. Теперь можно было без опаски говорить вслух.

— Мне представляется, — начал Сударый, когда они спустились с крыльца, — что есть только одна возможность зафиксировать ухокусательного призрака методами новейшей оптографии. Нужно сделать несколько снимков на могиле Свинтудоева.

Упырь удивленно воззрился на оптографа:

— Ближний свет… И что нам это даст?

— Возможность взять след. Законы магической науки гласят, что ни одна сущность не может в каждый момент времени контактировать менее чем с двумя уровнями реальности. Значит, довольно будет пяти снимков, чтобы перекрыть весь диапазон, и хотя бы на одном обязательно появится след, оставленный нашим… Ухокусаем.

— А мы его узнаем, этот след?

— Понятно, что на обычные духовные отпечатки, которые описывает Кофегущин, надеяться нечего. Но, думаю, мы сумеем понять, если увидим что-то необычное.

— И будем знать, на каком плане обитает Ухокусай? — уточнил упырь, безоговорочно приняв случайно предложенное наименование загадочного призрака.

— Совершенно верно. У нас появится надежда сделать и портрет сего фантазмического господина. Или, по крайней мере, сообщим Добролюбу Неслуховичу, что именно ему следует искать.

— А может, имеет смысл обратиться в Дом-с-привидениями? — спросил Персефоний.

— Приют для призраков власти наверняка проверили в первую очередь, — возразил Сударый. — Нет, если мы хотим чего-то добиться, нужно искать опору в научной магии. Сделаем так. Вот список реактивов, иди в алхимическую лавку, а оттуда заверни на ковролетку и закажи самолет на семь часов утра.

— Дороговато выйдет…

— Зато быстро. Мы ведь не можем везти всю лабораторию, а пластины, как ты знаешь, надо использовать в течение нескольких часов, иначе эмаль потеряет свои свойства. Потому хорошенько выспись. Постарайся поплотнее поесть, чтобы днем были силы. Когда ты обычно возвращаешься с дежурства?

— Около пяти утра.

— Отлично. Тогда же и меня разбудишь. Двух часов нам хватит, чтобы подготовить пластины, дождемся Вереду и сразу отправимся в путь.

— У нас останется мало времени для проявки снимков. Надо попросить Вереду, чтобы за день подготовила раствор.

— Ценное замечание.

После церкви Сударый отправился завтракать. В «Обливионе» было куда более шумно, чем обычно. Развернув утреннюю газету, Сударый сразу понял, в чем дело: Ухокусай таки добился «признания в печати». В статье, озаглавленной «Слухи и факты о призраке-хулигане», фактов, по правде говоря, кот наплакал, однако заместитель редактора «Вестей Спросонья» Благодум Вдохновеньевич Беломазов во вступительной части поставил перед собой цель не столько информировать, сколько успокоить читателей:

«Желая в корне пресечь опасные слухи, распространившиеся из-за череды весьма таинственных — или, лучше сказать, туманных — происшествий и могущие привести к напряженности в обществе, наша газета предприняла собственное расследование.

Сразу успокоим читателей: ровно ничего страшного в нашем любимом городе не происходит…»

В доказательство этого утверждения Беломазов приводил ряд мнений, одно авторитетнее другого. Господин губернатор, к примеру, высказал озабоченность лишь тем, что вокруг неопасного мелкого хулиганства раскидывается «сеть нелепых сплетен, уловляющая нетвердые умы». Господин полицмейстер пообещал поймать хулигана буквально на днях и намекнул, что «попытки представить рядовое дело как нечто из ряда вон выходящее могут расцениваться как нарушение общественного спокойствия, за каковое (нарушение, а не спокойствие, конечно) можно и штраф схлопотать».

Градоначальник даже несколько переборщил, сказав, что вообще не понимает разносчиков слухов: ну укусили кого-то, дело житейское, от веку полюбовно решалось…

Очень активно откликнулись представители видовых общин. Первым, словно подтверждая догадку Сударого, пламенно выступил председатель Дома-с-привидениями призрак Мавзоликус:

«Фантомы всегда были самой бесправной частью общества! Конечно, легче всего обвинять в неурядицах бесплотных и безответных граждан, которых сама их природа позволяет попрекать ошибками прошлого. Однако социальная несправедливость — лишь горнило, в котором куется наш характер. Не за горами время, когда он проявит себя во всей полноте и силе. И, поверьте, о призраках заговорят с уважением.

Мыслимо ли допустить, что мы, одержимые высокими стремлениями, стали бы укрывать мелкого хулигана, позорящего честное имя фантома? Особенно сегодня, когда перед нашей диаспорой стоят такие приоритетные задачи, как расширение и укрепление правового поля, повышение образования и создание конкурентоспособного профессионального цеха, а также…»

Сударый не знал, кем был Мавзоликус при жизни, но слышал, будто уже после смерти его выгнали из столицы, запретив появляться ближе, чем в тридцати трех верстах от нее. Призрак отправился бродяжничать, нигде надолго не задерживаясь. Так получилось, что в Спросонске он очутился как раз в тот момент, когда открылась вакансия председателя Дома-с-привидениями, и Мавзоликус молниеносно ее занял. И тут развернулся не на шутку.

Менее политизированно, но не менее бойко выступили и другие лидеры, отстаивая непричастность своих видов и рас. Особенно красноречив был статс-секретарь конгрегации оборотней. В своем развернутом отзыве он глубоко зарылся в историю, приводя примеры толерантности и взаимовыгодного сотрудничества «даже в те варварские времена, когда человек и оборотень скалились и хватались за копья, только прослышав, что сошлись на одном гектаре земли».

Специальных выступлений не было лишь со стороны человечества, и то предводитель дворянства на всякий случай отметил, что, «нисколько не желая бросить тень на некоторых наших сограждан, все же стоит вспомнить, как мало сама людская природа располагает к проявлению видовой сущности в акте покусательства».

— Нет, господа, я к брадобреям больше ни ногой! — послышалось от столика по соседству, где четверо горожан несколько потертого вида особенно бурно обсуждали выпуск «Вестей».