Денис Чекалов - Френки и Майкл Страница 40

Подумать о себе?

«Ты заслуживаешь лучшего, чем то, что у тебя есть, – мягко говорил демон. – Ты мог бы получить гораздо больше, если б только захотел».

Маркос Илора всегда мечтал быть богатым; в дни деревенских праздников, когда все вокруг радовались жизни, наивно забывая о том, что нехитрое счастье лишь малая часть этой самой жизни, островок в мутном океане страданий, – в такие дни Маркос ловил себя на том, что смотрит на людей.

Он смотрел на тех, кто был одет лучше, чем он, кто мог вести хозяйство, почти не беспокоясь о жестоких прихотях погоды, прихотях, которые могли лишить его, Маркоса, всего, что он имел; он смотрел на людей, которые шли по жизни смело, уверенно, с высоко поднятой головой.

И все склоняли головы, встречаясь с ними.

А потом Маркос смотрел на свои руки – грубые, потрескавшиеся руки земледельца. Неужели я работаю слишком мало, спрашивал он себя. Неужели я плохой хозяин? У меня нет ничего, а у других есть все – почему?

И он работал еще больше, еще усерднее, он мало отдыхал, на ногах переносил болезнь, но, когда наступал следующий праздник, Маркос вновь понимал, что удача так и не заглянула в его убогий двор; он по-прежнему оставался бедным, и только с каждым годом все больше старился и дряхлел.

Он не понимал, почему это происходит, и демон объяснил ему.

«Все дело в том, что ты низко себя оцениваешь, – ворковал ласковый женский голос. – Тебе кажется, что положение и деньги следует заработать; это не так».

– Но как же тогда? – спрашивал Маркос.

Он забывал, что говорит не с человеком, а с тварью, рожденной в глубине Преисподней и теперь коварством вкравшейся в его голову. Он хотел получить ответы; он хотел понять.

– Но как же тогда? – спрашивал он. – Не пойду же я грабить?

«Нет, конечно, – отвечал демон. – Только глупцы нарушают законы; а потом они сидят в тюрьмах или спят в мокрых канавах. Тебе достаточно просто понять, что ты заслуживаешь иной жизни – лучшей».

– Но я не понимаю, – говорил он. – Как же я ее получу?

Она смеялась.

«Эта новая, лучшая жизнь уже принадлежит тебе, – ворковала она. – Так же, как принадлежат тебе твой голос или твои мысли. Только пойми, что эта жизнь – твоя, и живи в соответствии с ней».

И Маркос поверил демону.

Поверил потому, что сам всегда хотел поверить в нечто подобное; Маркос нуждался в том, чтобы кто-то сказал ему это – сказал уверенно, но в то же время мягко; настойчиво, но так, чтобы решение принял он сам.

А потом он оказался на пыльной тропе, с окровавленным камнем в руке, над телом мертвого человека.

И демон смотрел через его плечо.

Темные глаза коменданта потухли, он моргнул, гася воспоминания.

– Мой отец покончил с собой, – отрывисто произнес он. – Он повесился на балке в деревянном сарае. Я все еще вижу, как он висит там, и слышу скрип.

– Я понимаю ваши чувства, – промолвил я. – То, что произошло с вашим отцом, было трагедией. Но вам не следовало калечить из-за этого собственную жизнь.

– Я поступил так, как считал правильным, – резко ответил комендант. – Я отрекся от отца Карлоса и перестал учиться. Этот лицемер знал, что происходит с моим отцом, но он ничего не сделал.

– После смерти отца вы поступили на службу к федеральному шерифу, – продолжил я. – Вошли в один из его карательных отрядов. Но ведь и это не сделало вас счастливым, не так ли?

– Отвернувшись от отца Карлоса, – ответил он, – я отвернулся и от Церкви.

Он поднял крестик, который держал в руке.

– Это было ошибкой. Я был растерян, я был взбешен. Мне казалось, что Церковь покрывает зло, что священники обманывают и предают людей, как отец Карлос сделал это с моим отцом. Потом я понял, что ошибался.

Он глухо прокашлялся.

– Господь всегда был со мной; даже тогда, когда я отказывался от него. Я жил подобно дикому зверю; я убивал, я проливал кровь, и хотя деяния мои шли во благо, душа моя не могла найти успокоения.

Ортега выпрямился; теперь он был почти спокоен.

– Теперь голос Господа звучит в моей душе. Звучит так же ясно, как звучал он когда-то, когда я был еще ребенком. И этот голос запрещает мне видеть людей в тех, кто ими не является.

– Ваша горечь понятна, – негромко произнес я. – Она все еще уничтожает вас, и вера не стала вам излечением. Я могу лишь пожелать вам найти душевный покой так же, как вы нашли дорогу к Господу.

Я на мгновение задумался, прежде чем добавить:

– Закон всем предоставляет равные права. Как и мораль.

Он кивнул, отступая в сторону.

Лицо его вновь стало непроницаемым; но на короткое мгновение, предшествовавшее этому, я увидел на нем горечь, смешанную с торжеством.

– Эльфийские законы, – произнес он. – Один из вас – демон, жадный и безжалостный. Гораздо сильнее того, который погубил моего отца. Но эльфийские законы защищают одних лишь эльфов, какими бы преступниками те ни были.

Он хотел сказать еще что-то, но чувства ярости и унижения, причины которых находились не в нас, но в его воспоминаниях, не дали ему выразить вслух мучившие его мысли.

– Проходите, – бросил он.

Шериф шагнул первым; я и Франсуаз последовали за ним.

Когда я входил в низкую металлическую дверь, комендант остановил меня.

– Откуда… – он запнулся, – откуда вам известно о моем прошлом?

– У нас свои источники информации, – тихо ответил я.

Он усмехнулся.

– Вы не хотите говорить. Вы, эльфы, всегда считали себя лучше других. Но вам и не надо отвечать – я знаю, кто рассказал вам обо мне.

– И кто же? – спросил я.

Я сомневался, что он знает ответ, и спросил просто так, с легкой насмешкой.

– Рон Педро, – ответил он. – Огр, который держит в городе Темных Эльфов аспониканский бар. Он помогает нелегальным эмигрантам и укрывает у себя всю нечисть, которой здесь, в Аспонике, мы прижигаем хвост.

– Вот как?

– Я помню его отца, Мигеля Педро, – продолжал комендант. – Я помню, как его били плетьми, привязав к высокому столбу. Тогда я только поступил на службу к шерифу.

Федеральный шериф, настоящий, а не тот, при котором начинал свою деятельность комендант тюрьмы, окликнул меня:

– Эй, я не собираюсь вас ждать!

– Нам надо было сжечь старшего Педро прямо тогда, – сказал комендант. – Привязанного к столбу. Не стоило ждать, пока наступит рассвет. Он сбежал, воспользовавшись темнотой.

Я повернулся и пошел за шерифом.

– С тех пор, – произнес комендант, – я не допускаю этой ошибки.

– Что, один из вас в самом деле не человек? – спросил шериф.

Двое охранников сопровождали нас, и я слышал за спиной стук их сапог. Они больше не держали на изготовку свои штурмовые винтовки, световой блик, опережая нас, спешил по матовой поверхности потолка.